Милый яд

Келлан обладал тем, что сам называл литературной этикой, что формально относилось к моральным принципам, присущим литературе. Но я предпочла его версию. Где признательность за слова царила безраздельно над прочей ерундой – обложками, шумихой в социальных сетях и пресс-пирушками.

Терри увеличил изображение, пока имя его сына не заполнило весь семнадцатидюймовый экран.

– Но втайне он сохранил бы копию просто для того, чтобы посмотреть на нее. И да, обложка ему действительно подходит.

– Я имела в виду, ему подходит быть автором.

Он открыл документ с рукописью.

– Мы должны вернуться к «Милому Яду», – все должно было случиться завтра. Окончательная версия.

– Ты понял, о чем строчка в восемнадцатой главе?

Человеческая способность прощать во имя любви плодит слабаков. Если, конечно, человек, который прощает, – это тот, кого вы любите, а человек, которого прощают, – это вы. Тогда это называется личностным ростом, а этот смрад лицемерия? Заткни свой нос, дорогая. Оно никуда не денется.

Этот абзац выделялся, как нарыв на пальце. Отрывок, впервые адресованный читателю, как будто Келлану нужно было закрепить сообщение. Только в контексте главы это не имело никакого смысла. Терри настоял, чтобы абзац остался, что привело к небольшим дебатам с Хелен. Я приняла сторону Терри, но только потому, что это была и сторона Келлана. Меня побуждала к этому интуиция. И изрядная доза логики. Как бережливый писатель, Келлан не стал бы добавлять эту строчку просто так. Нельзя сбрасывать это со счетов только потому, что он не мог изложить свои доводы.

– Нет. Она остается.

– Знаю, – я прокрутила до нужного отрывка. Красной полосой был выделен весь абзац с пометками. – Хелен понадобится ответ, который она сможет переварить, чтобы оправдать нарушение последовательности повествования.

– Как насчет «Я отец Келлана и не хочу, чтобы его текст сокращали?»

– Она не такая сентиментальная, как мы.

– А ты сентиментальная?

– К сожалению.

Терри фыркнул.

Я перечитала этот отрывок.

– Нам все же нужна причина, которую мы можем предложить Хелен.

И вот тут-то все и пошло прахом. Я нарушила свое правило «не упоминай о плагиате». Которое существовало ради всех, включая мое собственное правдоподобное отрицание того, что я агент Келлана.

– Вы звучите как заезженная пластинка, мисс Ричардс.

– Вы можете придумать что-то получше, чем шаблонные аналогии, мистер Маркетти.

Он пролистнул страницу, не удостоив меня взглядом.

– По-видимому, нет, если верить Дэвиду Арно из «Литературной чумы».

– Первое – как хорошо известно, это единственный отрицательный отзыв критика о «Несовершенствах». Второе – есть причина, по которой издание называется «Литературной чумой»; они там, как известно, неспособны к человеческим эмоциям. Рейган заносит их в черный список по предварительным рецензиям для половины своих авторов. И третье – формально ты даже и не писал… – я не видела, но знала, что мои щеки приобрели оттенок румянца, который вызвал бы зависть у Клиффорда.

– Я даже не писал ее, – наконец, он одарил меня всем своим вниманием. – Это ты хотела сказать?

В отличие от меня, Тейт не приобрел оттенок красного, более подходящий для знака «стоп». Но впервые я заметила кое-что, скрывающееся под его внешностью. Не сожаление. Оно всегда там было. Может… Я отпрянула, немного шокированная своим осознанием. Терри казался менее раскаивающимся.

Это было таким препятствием на пути прогресса, которого, как я думала, мы достигли. В последующие часы мне было трудно с ним говорить, и я решила навсегда оставить эту тему. Мы работали на разных концах кухонного островка, зависнув над двумя разными половинками рукописи – его печатной, моей электронной. Я не ожидала, что Терри добьется отрицательного прогресса в наш последний день совместной работы, но семья Маркетти славилась непредсказуемостью. Когда осталось всего несколько страниц, я поймала себя на том, что мои мысли блуждают. Я грызла кончик дешевой ручки, размышляя о его реакции.

Терри нахмурился, постучав по книге тыльной стороной ручки.

– Ты забыла внести правки в этот абзац?

Я взглянула на перевернутый отрывок, но мне не нужно было смотреть, чтобы понять, о чем говорит Терри. Наверное, этот абзац был про Тейта. Что еще это могло быть?

– Я отклонила твои правки в абзаце, – выделенные строки расплывались, а потом я сфокусировала взгляд. На меня уставилось слово «ненависть».

– Не потрудишься объяснить?

– Если Тейт когда-нибудь прочтет «Милый Яд», я хочу, чтобы он прочитал эти строки такими же, какими их написал Келлан.

Особенно этот абзац. Первое упоминание о Тейте.

Терри кивнул.

– Хорошо.

И все. Только это вовсе не говорило, что человек регрессировал в своем путешествии прочь от облегчения.