Милый яд

Я закончила рукопись первой и продолжала грызть ручку, перестав только тогда, когда чернила чуть не окрасили мои зубы в малиновый цвет.

– Могу я кое о чем спросить?

Терри не отрывал взгляда от страниц.

– Разве отказ тебя остановит?

Я покраснела.

– Нет.

– Продолжай.

– Что случилось с «Несовершенствами»?

Он справился со своей задачей, дочитав последнюю страницу, и закрыл рукопись, посмотрев своими пронзительными серо-голубыми глазами в мои мятно-зеленые.

– Удивлен, что тебе потребовалось столько времени, чтобы спросить.

– Это отказ?

– Это вопрос номер два, дорогая, – Терри закрыл ручку колпачком и бросил ее рядом с блокнотом. – Ты оплачиваешь счета, и, насколько я знаю, на мели больше, чем я.

– Я боялась спрашивать. Боюсь, каким может быть твой ответ.

Боюсь, что он будет за гранью. Боюсь, если так и произойдет, это будет означать, что я не смогу работать с тобой над «Милым Ядом», а мне нужно, чтобы эта книга стала идеальной.

Теперь, когда мы закончили, мои опасения испарились. Я все равно чувствовала себя на взводе. Все, что потребовалось, – одно крошечное изменение, чтобы все, что мы построили, рухнуло.

– Я был пьян, когда наткнулся на первый набросок «Несовершенств». Настолько, что я решил, это моя рукопись. Думал, что смогу показать средний палец каждому осуждающему мудаку, который говорил мне, нельзя писать пьяным, редактировать трезвым, потому что то, что я написал, оказалось гребаным шедевром. Я был убежден, что сорвал гребаный джекпот, потому что эта работа была чертовски хороша. Ее нужно было причесать и внести несколько серьезных правок, но рукопись была оригинальнее многих отшлифованных окончательных черновиков.

– И ты отправил текст своему агенту?

– Не сразу, – он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что я конфисковывала их при каждой нашей встрече. Я мало что так ненавидела, как сигареты. Теперь об этом знал и Терри. Он взял ручку и постучал ею по столу, продолжив: – Протрезвев, я понял, что рукопись не моя, – стук. Стук. – На самом деле, как только выпивка выветрилась, стало чертовски очевидно, что я не мог такое придумать.

Стук, стук.

Стук.

– Ты еще хранишь оригинал? – сомневаюсь, что Терри его оставил, но мне нужно было попробовать. «Несовершенства» занимали первое место в моем списке самых любимых книг – только после «Милого Яда». Увидев неотредактированную версию, я как будто окажусь в сознании ее автора. У меня так чесались руки ее заполучить.

Терри отмахнулся от меня.

– Я был слишком горд, чтобы красть ее. Клянусь. Но мне позвонила агент и сказала, что моему издателю не нужна рукопись, которую она пыталась им продать, потому она предложила написать что-нибудь более продаваемое, – он выплюнул последнее слово, как будто это было ненормативной лексикой.

– Она не ошиблась, – я чувствовала необходимость вступиться за незнакомого человека, но Эбигейл и Рейган часто давали своим авторам такой же совет. Без громкого имени или связей издатели не шли на риск, если рукопись того не стоила. Если только это были не «Несовершенства».

– Она ошибалась, – настойчиво возразил Терри, снова постучав ручкой. – Она вообще не особо старалась продать мою писанину. В лучшем случае сомнительную. И, безусловно, безнадежную. Самое противное, что эта ведьма больше не представляет мои интересы, но по-прежнему получает долю от каждой продажи «Несовершенств».

– Она продала книгу издателю. Имеет право на долю от выручки.

– Любой, кто умеет чесать языком, сможет продать эту книгу, – Терри помолчал. – На самом деле мне и чертова слова говорить не пришлось, чтобы ее продать. Нужно было просто передать рукопись любому издателю из «Большой пятерки» – и остальное уже история, – он все стучал и стучал ручкой. – Суть в том, что ей не стоило говорить мне написать то, что можно продать.

– Давай каждый останется при своем мнении.

Терри фыркнул. Это предложение – единственное, с чем мы оба были согласны. Но оно сработало. Мы закончили «Милый Яд» без сучка и задоринки. Восемнадцатая глава не считается, потому что я поддержала решение Терри сохранить тот отрывок, не внося изменений. Я просто хотела получить от него объяснения, но мои представления о Терри витали где-то ниже чувака, который спроектировал Пизанскую башню, и выше Джо Экзотика. Однако он действительно вырос в моих глазах.

Снова стучит.

Его авторучка сломалась. Темно-синие чернила разлились по столешнице, стекая по краю и разбрызгиваясь по паркету. Скоро на нем останутся пятна, и я, возможно, разволновалась бы по этому поводу, если бы Тейт не упомянул, что избавился от планов отремонтировать дом после смерти Келлана. Чем сильнее Терри разгромит жилье Тейта, тем выше шансы, что он наконец созреет сделать что-то для себя. Думаю, сегодня я была в настроении на всех давить.

Терри скривил верхнюю губу – явный признак того, что он собирался перейти к обороне.