Милый яд

Я не психолог, но если бы мне пришлось ставить себе диагноз, то я сказал бы, что у меня большая доза проблем с мамой, из-за того, что Большой (и властный) Дорогой брат умудрился приготовить что-то вкусное и подать в цветочной посуде, которую его невеста-подражательница Марты Стюарт купила в сраном «Уильямс Сонома». С обилием надежды, тепла и пушистиков.

Он все еще был для меня Этим Мудаком.

Всегда им останется.

Но точно так же ты бы назвал своего лучшего друга придурком за то, что он делает дерьмовые вещи.

Единственный раз я признаюсь, что люблю своего брата. Так что цени это, чувак. Это все, что ты получишь.

Теперь, когда мы с этим разобрались, вот причины, по которым я ненавижу Этого Мудака…

Глава восемьдесят шестая

= Тейт =

На этом абзац заканчивался.

Многоточием.

Три крошечные точки, которые с таким же успехом могли бы быть насмешкой.

Я повернулся на бок, оказавшись лицом к лицу с «Милым Ядом». На моей тумбочке. Именно там, где ее оставила Чарли.

Страницы дразнили меня, укрытые толстой обложкой. Я хотел открыть книгу, проглотить ее, узнать все остальное, что Келлан обо мне написал.

Хороший. Плохой. Злой.

Я хотел получить полную картину.

Я протянул руку. Схватил книгу. Освободил страницы от обложки и прочел. Первым меня ударило под дых посвящение.

Посвящается мужчинам из семьи Маркетти, без которых я не был бы настолько испорчен, чтобы написать эту книгу. Пусть однажды мы возьмем себя в руки.

Классический Кел.

Как будто он здесь. Разговаривает со мной. Бросает обвинения со своей полуулыбкой и глазами, похожими на мои. Не прячется за чернилами на белых страницах.

Я перешел к первой главе, глубоко вздохнул и запомнил первую строку.

«Как удобно, когда злодей и жертва разложены передо мной в таком красивом, идеальном поклоне».

Прошел час.

Потом еще один.

Я потерял счет времени, глотая каждое слово, не в силах насладиться им и алчно желая побыстрее добраться до следующего. Пока не достигну этой точки.

Где дерьмо стало настоящим.

Этот Мудак сказал бы тебе, что он делает мне одолжение. Удерживает от дна, которое превратит меня в нашего поганого отца. (Его слова, не мои.) Какая отговорка. Я позаботился о том, чтобы он тоже знал, проведя гребаным ключом по его свежевыкрашенному «Лексусу».

На следующий день Марта Стюарт-младшая отвела меня в сторону, когда я выходил за дверь. Я угодил ей главным образом потому, что предпочел бы прослушать нотации от Марты Стюарт-младшей, чем получить подзатыльник от какого-нибудь спортсмена на стероидах, чья жизненная цель требовала достижения пика в старшей школе.

Она по привычке скрестила руки на груди и пустилась в разглагольствования.

– Есть два типа любви – легкая и жесткая. Легкая любовь – это все равно что дышать. Любой может это сделать. Но жесткая любовь? Отдавать гораздо больнее, чем получать.

– Любой не может дышать, иначе ты бы лишилась работы медсестры, – отметил я, затем достал блокнот и ручку из сумки. – Теперь нужна записка для моего классного руководителя, когда я опаздываю на урок благодаря тебе. Изложи это мистеру Уилсону.

Слезы скатились с моих губ.