Воспользовался и я добрым советом хорошего, сердечного товарища.
Вдвоем вытащили деревянное ведро. Ивась сам опустил бутылку в воду. Взболтали ее, посмотрели на свет — вроде ничего, хорошая, чистая вода.
Ивась, успокаивая, уверяет:
— Неси, Сашко! Не волнуйся! Ей-богу, сам батюшка не разберет, какая вода: грешная или святая.
По совести говоря, по дороге я потихоньку перекрестил бутылку. И не зря: на душе немного отлегло.
Первым воду попробовал отец. Похвалил:
— Хорошей водички, сынок, принес. — И к маме: — Видишь, Ялосовета, как какой год… В нынешний праздник вода намного вкуснее…
В великий пост школяров отпустили на говение. Причащаться. Грехи свои сбывать.
Мама положила в ладонь медный пятак и сказала:
— Вот это, сынок, цена твоим грехам. Положишь голову, сыночек, на аналой и жди, пока батюшка снимет грехи. Отпустит — ты встань и брось в тарелочку пятак. Мне, сынок, этот пятак и самой очень нужен: на керосин, на спички берегла. Но ничего не поделаешь, бери, грехи не ждут…
Церковная исповедь нехитрая. Грешил не грешил — исповедайся. Исповедался — плати. Плати наличными, в долг грехи не отпускают.
Противоречить не пытайтесь. Пропащее дело. Торгаш Иосип Путаный, чтоб уклониться от высокой таксы, тихонько взмолился:
— Отче! Я в этом году совсем мало грешил. Разве вот только на прелой муке согрешил. Загнул высокую цену, а она прелая и сырая…. Соблаговолите, отче, свою милость, сбавьте немного. Я уже покаялся, на праведный путь стал…
Отец Иоанн исповедника выслушал мягко, терпеливо и, видя, что легковерность может пошатнуть основные столпы евангельского учения, с разгона шлепнул сознавшегося крестом по губам. Бедные губы на всю церковь чмокнули. Щелкнул и строго предупредил:
— Что ты, неверный, мелешь? Апостола не читаешь? Читай апостола — праведников нет! Все грешные! Склоняй голову, кайся во всех грехах своих.
В церковных проповедях отец Иоанн частенько предупреждал парафиян:
— Кто из вас, братия, без греха? Кто без греха, бросьте в него камень. Пусть не врет!
Одним словом, не спорь, ложись на аналой и кайся. Кайся честно, правдиво. Покаялся — бросай в подставленную тарелочку богом тебе назначенный тариф.
Школярам — пятак, взрослым — гривенник. А если кто нагрешил больше, тому и такса больше.
Швырнет великий грешник полтинник, отец Иоанн искоса глянет и гневно-гневно покачает головой:
— Ой-ой! Баламут!.. Какие я тебе грехи отпускаю, конокрад? Страшные грехи, злодейские, а ты насмехаешься!..
Левенцковский конокрад Алеша лезет рукой в карман и бросает на всепрощающий аналой еще серебряный полтинник.
— Ну как, батюшка, в расчете?
Духовный наставник слыхал или не слыхал, но полтинничек подсунул ближе к себе и поспешил накрыть епитрахилью очередную исповедальницу — Лиду Жеглову.
Почетная дворянка умела грешить и умела достойно оценивать сотворенные грешки.
Ублажила пастыря духовного синенькой кредиткой. Сообразительная грешница этот торг чинила удивительно умело: в широкий апостольский рукав незаметно запихнула вдвое сложенную троячку.
— Видели, блудница три рубля сунула? Чего же ей не грешить? Вынула, на — отцепись, отче! А тут нужда грызет, не только от греха откупиться, постного масла не на что купить! Боже, боже! Видишь ли ты, какая на свете правда?
Вот в таком хлопотном корытце и меня маленьким пеленали.
Я глубоко верил: нами невидимо управляет всемогущая сила божья. Учинил грех — кайся. Исповедайся. Плати. Не заплатишь — покарают! Да еще как покарают! Чего доброго, и руки повыкручивают. На все воля божья.
Не меньше угнетала меня и другая воображаемая страховидная сила. Это была та проклятая сатанища рогатая. На мое маленькое существо взрослые всякое насылали, разные наваждения напускали.
— Вон, вон, — говорили, — у кочерги черт стоит! Лежи, спи, а то так и прыгнет в твою пазуху!
Со страху по моему телу холодный пот бежал. Лежу не дышу, и не сплю — дрожу. Засну и часто в ужасе просыпаюсь: что-то такое черноватое возле кочерги шевелится…
Третьего — я боялся пастыря духовного отца Иоанна: простит грехи за пятак или не простит?
Вот о пятаком в руке я и направился в церковь.
Возле церкви показал медяк Ивасю. Тот взял пятак и ловко подбросил его вверх.
— Ты что, думаешь целый пятак батюшке бросить?
— Эге, — говорю, — за исповедь.
— Сашко, не будь глупеньким. Батюшке хватит две копейки. Сколько ты там нагрешил? Вот столечко. Одно яблоко в батюшкином саду сорвал. Какой это грех? Больше чем две копейки не потянет. Пойдем разменяем пятак. Две копейки батюшке отдашь, на три — бублик купишь. Смотри, я уж разменял!
Господи! Не погуби детской души. Какая перспектива — целый бублик с большой дыркой! Ивась! Ивасик! Хорош твой совет, но и страшноват.
— Ивась! — заколебался я. — Мама мне сказала: «Сашко, цена твоим грехам — пятак!»
— Тю!.. Твоя мама еще ничего не знает. Грехи подешевели… При мне тетка Килина бросила копейку да и говорит: «Батюшка, больше нет. Вам бог даст!..»
Так или не так, решил — разменяю. Что будет, то будет! Ивась — хороший товарищ, он в греховных делах не подведет.