Минус 273 градуса по Цельсию

Беретов за спиной у себя К. не чувствовал. Он оглянулся – впихнув его в это пространство с искусственным уголком природы, сами они остались за порогом. Створки дверей между тем уже шли навстречу друг другу, готовясь сомкнуться. От беретов в суживающемся проеме осталось по плечу и половине лица, вот лиц не осталось, вот уже не осталось почти ничего от плеч… и береты исчезли совсем. Створки сомкнулись. Только сейчас, изнутри этого пространства, наполненного птичьим пением, журчанием воды, дальним гомоном голосов у стола, мелодичного металлического боя магнитного замка, запечатавшего дверь, до слуха не донеслось.

Кощей стоял на шаг впереди К., не двигаясь, и даже словно бы вытянулся во фрунт – явно не смея идти дальше и ожидая, когда тот, что в тоге, направлявшийся к ним, подойдет.

Стоял, ждал, одетый во все чужое, но все подобранное точно по его размерам, как если б сшитое на заказ, и К. И это под землей?! – думалось ему. Да, конечно, он понимал: под землей. Но что за немыслимая фантазия – устроить под землей такой уголок природы? Немыслимая, невероятная фантазия!

Направлявшийся к ним с кощеем человек приблизился настолько, что К. своим близоруким астигматическим зрением видел наконец, как ему и казалось с самого начала, – это тот самый, что приходил в пыточную. Складки его тоги, подбиваемой на каждый шаг коленями, всколыхивались и ходили ритмичными легкими волнами, присогнутая левая рука, несшая на себе один из концов тоги, ходила вперед-назад с тою ритмичностью, с какой опытный всадник поднимается-опускается в седле вслед бегу лошади, – с удивительной привычностью и естественностью нес он на себе эту одежду древнеримских патрициев.

Оживший патриций остановился, не доходя до них нескольких шагов, и, манкируя кощеем, воззрился на К.

– Ну… ладно. Ничего, – проговорил он, осмотрев его с ног до головы. – А с рожей, рожей что? – словно лишь сейчас заметил кощея, перевел он взгляд на того. – Что это за рожа? Вы его мордой по бетонному полу, что ли, возили?

Коросту на лице К. имел в виду, несомненно, патриций.

– Понятия не имею, откуда у него эта красота, – сухо, но с отчетливой почтительной угодливостью откликнулся кощей. – Таким поступил.

Словно бы тычок под диафрагму почувствовал К. Хотя, казалось бы, ничего уже не должен был чувствовать. Как о каком-то бревне говорил о нем кощей. О предназначенном для продажи товаре, поступившем со склада с таким вот, к сожалению, скрытым брачком…

– Ну… ладно, – снова изошло из ожившего патриция. – Идем.

– Идем, – скупо прошевелил бровями кощей, обернувшись к К.

К. тронулся за ними. Как он мог не пойти. Товар не может распоряжаться собой. Куда нужно владельцу, туда товар и перемещают. Пусть у этого товара две ноги, и он может перемещаться сам.

Стол и прислуживающие в туниках – все по-прежнему были обращены взорами в сторону их группы. К. все так же не мог разобрать лиц, но неудобные, не располагающие к долгому пребыванию в них позы, в которых застыли возлежащие у стола, свидетельствовали, сколь сильно они возбуждены. Жаркое, распаленное нетерпение читалось в неудобных позах возлежащих. Что за интерес представлял для них К.?

Трава проминалась под ногой на каждый шаг с ласковой бархатистой упругостью. Похоже, это была настоящая трава, не синтетическая. Постоянный полив, ежедневная имитация всей солнечной световой гаммы требовались для нее…

Кто эти люди, возлежащие за столом, почему они в тогах, не оставляла К. мысль. Расстояние до них все сокращалось, он наконец совершенно отчетливо различал их лица, и казалось, некоторые из лиц знакомы, если и не знакомы, то почему-то известны ему.

Сюда, сюда, вскинув руку, властно позвал их процессию мановением пальца один из возлежащих. Он был из тех, чье лицо казалось К. знакомым. Стоять, стоять, снова молча приказал он, не позволив подойти к столу слишком близко, – только теперь промаячил всей рукой, обращенной ладонью вниз. К., кощей, их вожатый в тоге остановились, К. – будто само собой так получилось – оказался между вожатым в тоге и кощеем, как со стражами по бокам, и позвавший их, похоже, главенствующий за столом, воззрился на К. снизу пристальным, изучающим и словно бы сочувственным взглядом выпуклых светлых глаз.

– Н-ну? – поизучав К., въедливо вопросил он. – И что же?

Это был вопрос к нему? К. не понял. О чем был вопрос?

Молчание затягивалось. Кощей, ступив к К., заглянул сбоку ему в лицо – каменно и мертво было его собственное.

– Отвечай! – процедил он – как потрепал К. в зубах.

Но К. не знал, что ответить на такой вопрос.

– Что – «и что же»? – вырвалось у него.

Недоуменное удивление выразило лицо главы стола.

– Это он что? Меня? – даже ткнув себя в грудь пальцем, посмотрел глава стола на кощея. Но отвечать кощею не пришлось; глава стола зашевелился на своем ложе, роняя на траву подушки, что лежали у него под локтем, нашел кого-то за столом взглядом и взорвался криком: – Это как он у вас такой преподает? Как себе позволяет разговаривать!.. Развращает студентов?!