Минус четыре по Цельсию (СИ)

- Это точно, - соглашается она.

- Зовут? – интересуюсь, указывая на телефон.

- Требуют…

- Иди… - говорю я, и совсем уже тихо добавляю, - я люблю тебя, мама…

Она как будто хочет что-то сказать, и уже даже открывает было рот… Но нет… Взгляд, улыбка, взмах руки… И ни слова больше.

Провожаю взглядом ее решительно удаляющуюся высокую фигуру с длинными, белокурыми волосами и руками глубоко в карманах пальто…

Трибуны постепенно заполняются зрителями. Наш сектор тоже потихоньку начинает бурлить и пениться от возвращающихся в него коллег. Я же занимаю стратегическую позицию в первом ряду, чтобы все видеть самому, и главное, чтобы видно было меня. Потому что я обещал Валентине, что буду смотреть ее танец. И я знаю, что для нее это очень важно, видеть, что я держу свое обещание.

И черта с два теперь меня кто-то с места сдвинет…

 

Валька выступает последней. И рвет всех. В клочья.

Тот случай, когда прекрасно все. И костюм, и музыка – «Болеро» Мориса Равеля – и контент, и спортсменка. Об исполнении вообще говорить нечего. Кто бы захотел придраться – не смог бы.

На последних тактах зал уже ревет и взрывается восторгом. Аплодируют все, и свои, и чужие. Потому что очевидно, что Валя – лучшая.

Балеринка сияет. Понимает, что сделала все как надо. Раскланивается. Как положено, на все четыре стороны… И легкий реверанс с воздушным поцелуем в сторону нашего сектора… В котором кроме меня – никого, потому что все толпятся в кис-энд-край, ждут, когда тренеры ее туда приведут… Обычно так не делают. Не принято совсем уж откровенно демонстрировать свои симпатии в отношении конкретных зрителей. Но Вальке сейчас можно все. И она отрывается по полной.

Ожидаемо, балеринка получает свой максимум, а наша команда – еще одну десятку. И теперь уже мы в лидерах с пятьюдесятью четырьмя очками против пятидесяти трех у японцев и пятидесяти одного у американцев. Впереди парники и танцоры. И если в танцах нам точно ничего хорошего не грозит – тут не упустить бы то, что уже имеем, то в парном разряде произошла неожиданность в виде замены. Ничего не показавших позавчера ребят Таранова заменили на вполне серьезную питерскую пару Тамары Московиной, таких себе Сашу и Дашу Горямовых, которые звезд с неба не хватают, но работают крепко, слаженно, и в имеющемся контексте как раз могут поспорить и с американской парой, и с японцами, и с итальянцами, традиционно сильными в этой дисциплине. Посмотрим…

Полчаса перерыва. Народ расползся кто куда.

Пока я ходил, добывал себе в автомате маленький стаканчик кофе и два шоколадных батончика (Нинель узнает – убьет), возвращаюсь, вижу, что все три мои красавицы уже на месте, кокетничают с зашедшими в гости Юзиком, Яшкой и Чангом под хмурым взглядом Андрея. Раскрасневшаяся, довольная Валька первая меня замечает.

- Сережка!..

Она бросается ко мне и, я едва успеваю поставить на бортик недопитый кофе, прежде чем подхватить ее на руки.

- Ты смотрел на меня, смотрел? – шепчет она, крепко обхватив меня за шею. – Я же там только для тебя…

Какой же она еще ребенок. Очаровательная. Соблазнительная. Умненькая. Сильная. Но такое еще дите…

- Конечно смотрел, - заверяю ее я. – Ты была великолепна. Вот, подожди…

Ставлю ее обратно на пол, сую руку в карман куртки и протягиваю ей мягкого, большеухого, пушистого котенка, с синим бантом на шее - игрушку, которую купил на днях специально для нее.

- Ой-и! – визжит Валька, аж подпрыгивая. – Хорошенький какой!..

- Поздравляю, - говорю ей с улыбкой.

Схватив игрушку, малая прижимает ее к себе и, баюкая котенка, как настоящего, бросает на меня такой взгляд, что у меня мурашки по спине бегут.

«Как тогда…»

- Эй, парни, а мы-то облажались! – громко заявляет Тони, усмехаясь во весь рот. – Ланской молодец, подарок победительнице принес, а мы? Лузеры!..

«Еще какие», - думаю я про себя, пряча ехидную ухмылку за вновь оказавшимся у меня в руках кофе.

Расшаркавшись и раскланявшись, парни, едва завидев на горизонте Нинель, Муракова и Клея, поспешили ретироваться на свои позиции. Валя тоже, повинуясь властному кивку тренера, побежала вниз, решать какие-то организационные дела. За ней же туда уныло поплелся и Андрей.

Усаживаюсь между Анькой и Танькой, и сразу же, упреждающим ударом, протягиваю каждой по шоколадному батончику. Помогает не очень.

- Вот, Анечка, - ехидничает Танька, вгрызаясь в ореховую начинку, - замена нам с тобой подрастает, помоложе, да порезвее. Чё его делать, куда бежать – прям не знаю…

- Ну, тебя-то хоть в Питере приютят, - вторит ей Анька, - а мне так только на пенсию… Или в Японию, под сакуры…

- Ремня бы вам хорошего, обеим, - весело говорю я, раскидывая руки и обнимая моих любимых ведьм.

Танька указывает на меня полусъеденным батончиком и говорит, обращаясь к Ане.

- Он думает, что получится соскочить, ага, щас!

Анька согласно кивает.

- Нет, Серенький, попал ты конкретно, - хихикает она. – Валька-то влюбилась по-настоящему. И я не знаю даже… С таким напором, ну ее нафиг с ней конкурировать. Я ее боюсь…

- Угу-угу, - поддакивает Танька с полным ртом.

Мне этот цирк начинает надоедать.