Минус четыре по Цельсию (СИ)

Я никогда не смотрю на соревнованиях, как катают мои соперники. Хотя и в раздевалке, и в разминочном зале, и даже в коридорах, как правило висят огромные мониторы, на которых без звука идет прямая трансляция того, что происходит в этот момент на льду – все равно. Мне это не нужно и не интересно. Я знаю многих спортсменов, которые, напротив, напряженно всматриваются в прокаты выступающих перед ними, подсчитывают баллы и таким образом как-то себя настраивают на старт. Не мой вариант. Нинель с раннего детства учила меня, что спортивный старт – это соревнование прежде всего с самим собой, со своими слабостями, комплексами, с собственной ленью, если хотите. И не имеет значения, как выступают соперники – ты работаешь не для них, и даже не для судей. Только для себя. Выдавай максимум возможного, и пускай другие смотрят на твой результат и сравнивают. В конце концов, от того, что ты посмотришь на прокат соперника и узнаешь его баллы в твоем теле не прибавится мышц, не убавится лишнего веса и не добавится прыгучести. Ну и чисто эмоционально, нужно быть в тонусе. Не расстраиваться от слишком удачного выступления соперника, и, что еще страшнее, не расслабляться при виде его неудачи. Потому что часто моральный настрой оказывается не просто важнее физической формы, а и прямо на нее воздействует, коварно дезориентируя тебя в самый ответственный момент.

Поэтому, пока остальные пятеро не завершили свои короткие программы, я, чтобы не остыть, бегаю, прыгаю, скручиваюсь, и приседаю на прорезиненном полу просторного холла, расположенного под главными трибунами, периодически уворачиваясь от проносящихся мимо коллег, тренеров и журналистов. Последних, особо настырных, иногда приходится вежливо посылать на хутор к бабочкам, потому что не все, к сожалению, понимают, когда уместно приставать со своими вопросами, а когда нет.

Муракова замечаю раньше, чем он меня, и понимаю, что пора. Значит Юзик вышел на старт, и у меня три минуты чтобы окончательно настроиться. Подхожу к дяде Ване.

- Не остыл? – по-деловому интересуется он.

Отрицательно качаю головой.

- Все хорошо…

- Ну и хорошо, - кивает он.

Оглядывая меня с ног до головы, Мураков одергивает рукава моей рубашки, смахивает одному ему заметную пылинку и теребит пуговицу на груди.

Опускаю голову и попадаюсь как ребенок…

Дядя Ваня легонько щелкает меня по носу и довольно крякает.

- На удачу, сынок, - произносит он.

Усмехаюсь. Все нормально. Сброс излишнего напряжения. Это тоже нужно…

- Я пошел…

Прохожу по пустому коридору и, с последними тактами музыки, под которую катает Юзик, подхожу к бортику.

Артур – внимательный взгляд, вопросительный кивок. Отвечаю также, взглядом, что все нормально.

Нинель. Стоит около калитки. Разглядывает меня, как сувенир на базаре.

- Самочувствие в норме? – спокойно спрашивает она.

- Да, все хорошо, - я, наклонившись, отстегиваю чехлы и отдаю ей.

- Ну давай…

Она проводит ладонью по моему плечу. Вижу, как Юзик, откланявшись и отулыбавшись, заходит в калитку для откатавшихся, и выезжаю на лед. Не забываю достать из кармана маленькие наушники и вставить их в уши. Наушники хорошие, прилегают очень плотно, практически не пропуская звуков. Снова-таки, было дело, один внимательный журналист заметил, что я всегда так делаю и поинтересовался, какую музыку я слушаю перед выступлением, или, может быть, получаю какие-нибудь последние указания от тренеров. Ответ оказался прост до банальности и не содержал ничего сенсационного. На самом деле ничего я не слушаю в этот момент. Вообще. Наушники мне нужны как раз чтобы не слышать оценок моего соперника, которые объявляет диктор на весь стадион, вот и все. И когда, наконец я вижу, как Юдзи со своими тренерами поднимается уходить из кис-энд-край, я вынимаю наушники, подкатываюсь к бортику и кладу их в протянутую руку Нинель.

- Все помнишь, все знаешь, все умеешь?.. – произносит Нинель, держа мои ладони в своих и глядя мне прямо в глаза.

- Все-все-все, - улыбаюсь.

- Ты у меня самый лучший, да?

- Конечно…

«On the ice representing…»

Поворачиваюсь лицом к арене и чувствую, как ее руки сжимают мои плечи.

«Sergey Lanskoy!»

- Сделай их, - громко говорит она у меня за спиной и легонько толкает в спину, между лопаток.

А то! Зачем еще я тогда здесь?

И под аплодисменты, рев и свист я еду на стартовую позицию.

Катать «Песнь земли».

И побеждать…

 

- Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! Се-ре-жа!

Это с трибун мне несется. Даже сквозь шквальный рев и совсем уже невообразимые звуки, слышу, как скандируют мое имя зрители. Приятно. И заслуженно. Потому что свою короткую в этом сезоне я еще так здорово не откатывал. Мне так кажется…

Проезжаю круг по арене, всем машу, всех целую, всем улыбаюсь. Заезжаю в калитку, где на меня, как на взмыленную лошадь, заботливый Мураков тут же накидывает спортивную куртку.

- Красавец, Сережка, красавец, - говорит он, радостно хлопая меня по плечам.

- Спасибо…

- Сейчас еще посмотрим, что они там нам поставят, - Нинель, как всегда, далека от сантиментов и излишней восторженности. – Идем…