Минус четыре по Цельсию (СИ)

Она не отвечает. Но и не сопротивляется, что уже позитивно.

Опускаюсь перед ней на колени. Спокойно и методично расшнуровываю ее ботинки, сначала левый, потом правый. По очереди стягиваю. Мне предстают разодранные на пальцах, в кровавых подтеках, капроновые колготы, которые я, без раздумий, обрываю до ее щиколоток. Зрелище не для слабонервных – все сбито, ступни - один пульсирующий кровоподтек, из-под обломанных ногтей местами сочится кровь. Но я за свою жизнь видал и не такое.

Подтаскиваю к себе ее рюкзак – розовый с болтающимся сбоку брелоком в виде рыжего лисенка… Мой ей подарок не помню уже в честь чего… Достаю пачку влажных салфеток и бактерицидный пластырь.

Медленно и тщательно протираю салфеткой Танькины ноги. Она вздрагивает.

- Холодно… - хрипит она. - И жжется…

- Потерпи, - говорю я, не прерываясь.

Вытираю всю кровь с ее пальцев. На всякий случай, прохожусь салфетками несколько раз, пока не убеждаюсь, что ступни чистые. Достаю пластырь и осторожно обворачиваю каждый ее палец. В результате, Танька сидит, как в педикюрном салоне, поставив ноги мне на бедра и растопырив все пальцы.

- Ногти красить тебе не буду, - шучу я.

Танька хмыкает и качает головой.

- Ты не умеешь… - произносит она.

- Ошибаешься…

Она шевелит ступнями, и я, совершенно неуместно, вдруг, ощущаю самое простое и очевидное желание, вызванное ее прикосновением, и ее близостью. Чувствую, как краснеют мои щеки. Знаю, что Танька это видит и все понимает… Не ко времени все это… К сожалению…

Снова роюсь в ее рюкзаке и извлекаю на свет пару новых хлопчатобумажных носков. Не айс, кататься в хэбэ плохо, можно заработать сильные натертости, плюс, ноги потеют. Но для выезда на награждение – хватит.

Натягиваю носки на Танькины ноги, выравниваю резинки, чтобы не было складок или скруток и прячу под них обрывки колгот. Капрон прилегает плотно, так что не вылезет. Снова беру в руки ботинки коньков.

- Ныряй, - подставляю ей правый ботинок, в который она послушно всовывает ногу.

- И сюда, - левый…

Повторяю все в обратном порядке. Затягиваю, шнурую… Нахожу в боковом кармане рюкзака скотч и приматываю концы шнурков, чтобы не болтались.

- Готово, - говорю я, аккуратно ставя ее ноги на пол и поднимаясь.

- Спасибо…

- Идем умоешься…

- Я сама.

Она нагибается над своим рюкзаком, достает косметичку и, не глядя на меня, идет к выходу.

- Танюша…

Я осторожно дотрагиваюсь до ее плеча. Танька вздрагивает, вся сжимается, как пружина, но замирает на месте.

- Она запретила тебе делать тройной аксель, да? - спрашиваю я.

Таня медленно поворачивается и смотрит на меня исподлобья. Потом один раз кивает.

- Она сказала, что мне и так хватит с запасом, - глухо произносит она, - что Аня не вытянет…

Это уже слишком. Ну ладно я… Ну ладно, может быть я где-то готов согласиться, включив весь свой цинизм, что Валю можно было принести в жертву, раз уж она попалась на допинге… Но зачем было срезать Таньку? Таньку, которая тебе доверяла безраздельно, которая на тебя только что не молилась… Которая была лучшей…

Меня снова начинает захлестывать злость, и я с яростью сжимаю кулаки.

- Знаешь что, - говорю я, - если не хочешь – не ходи на награждение. Пускай она сама твою медаль и получает. Раз ей это было так важно…

- Я пойду…

Таня качает головой, а потом вдруг улыбается, немного горькой, но той самой, своей, улыбкой.

- Иди ко мне…

Она поднимает руку, обнимает меня за шею и, притянув к себе, слегка касается губами моих губ.

- Не знаю, простишь ли ты меня, - шепчет она, - но я все равно скажу тебе. Тебе первому…

- Что случилось?

Таня набирает в грудь воздух и решительно смотрит мне в глаза.

- Я ухожу… К Шиповенко… Он меня пригласил. И я согласилась.

Ну вот и закономерный итог. Если ты предаешь тех, кто тебе доверяет, будь готов, что и они отплатят тебе той же монетой…

Таня отпускает меня, делает шаг назад, но я удерживаю ее руку в своей.

- Знаешь, - говорю, - я тоже скажу, тебе, первой, по секрету… Я сам готов был уйти к Шиповенко…

- Да ты что? – ахает Танька.

- Да, - усмехаюсь. – Только он меня не взял…

 

- Я сказала, нет, и точка!

Нинель яростно хлопает ладонью по столу, едва не переворачивая чашку с чаем.

Спокойно пожимаю плечами.

- Тогда я возвращаюсь домой завтра же. Вместе с Валей и Иваном Викторовичем.

У нее белеют губы от моей наглости.

- Ну подожди, Сережа, - Мураков пытается найти какие-то разумные аргументы чтобы меня переубедить, - во-первых, меня не будет, тебе никто не поможет, во-вторых ты неделю не тренировал программу, ну и вообще, у тебя прекрасный номер, что вдруг случилось?

Я тоже стараюсь быть максимально корректным.

- Я катал эту программу последние девять месяцев, практически каждый день, - говорю я, - вряд ли неделя так много решает, к тому же, у меня есть еще шесть дней, чтобы вспомнить, если я что-то забыл. И, при всем уважении к Артуру Марковичу, - вежливо поворачиваю голову к Клею, - показательный номер я смогу катать хоть весь сезон на каких угодно шоу. А произвольная программа, особенно моя, проживет еще от силы месяц. Я просто выйду из пика формы и уже не потяну ее…