Минус четыре по Цельсию (СИ)

- Да глупости какие! - снова взрывается Нинель. - Ну поезжай через месяц на чемпионат мира и катай там себе свои пять квадов сколько влезет, кто не дает-то?..

- На чемпионат мира я не поеду, - с прежним спокойствием говорю я, - меня к нему не готовили, и в планах у меня совершенно другие старты. Вы же это знаете. Тем более, раз нашелся более достойный кандидат на олимпийское золото, думаю, что он вполне справится и на мире.

Нинель смотрит на меня уничтожающе.

- Ну что за детский сад какой-то, - глухо цедит она.

Они сидят молча, уставившись друг на друга. Прекрасно понимают, что заставить меня силой что-то сделать у них нет шансов. А переубедить не получается. Остается только соглашаться. Соглашаться на то, что вместо «Ведьмака» на гала-концерте я буду катать свою произвольную под «Шоу маст гоу он» с полным контентом из пяти четверных прыжков. На меньшее я не согласен. Мою работу, над которой я корпел столько времени и на которую положил столько сил, грубо обкорнали на соревнованиях. Но я спортсмен. И я выполняю указание тренеров. А показательные выступления – это шоу. И уж тут-то будьте любезны, я буду делать то, что я сам хочу. Как бы противно от этого не было окружающим.

Артур проводит ладонью по своей бороде, усмехается и разводит в стороны руки.

- Нинель Вахтанговна, ну а в самом деле, - произносит он, - если Ланской так хочет, то пускай катает. Я думаю, организаторы возражать не станут. Тем более, его и так, против всех традиций, поставили последним стартовым… А, Вань? Что думаешь?

Дядя Ваня качает головой, с лицом, преисполненным скепсиса. Но его возражения уже иссякли.

- Да если хочет, то пожалуйста, - отмахивается он. – Я только понять не могу, зачем? А главное, нафига?..

Все трое, как по команде, поворачиваются ко мне.

- Ты можешь внятно объяснить, - озвучивает коллективный вопрос Нинель, - почему ты не хочешь катать «Ведьмака», а уперся в эти свои квады?

Да потому что я не хочу, чтобы хоть что-то в моей жизни было теперь так, как хочешь ты! Такой ответ ее устроил бы? Если бы не Артур с Мураковым, я бы не преминул узнать. Но в нашей среде откровенность, порой, чревата. Также, как и любопытство. Так что мое объяснение звучит, как и требуется, внятно и исчерпывающе.

- Потому что это моя единственная олимпиада.

 

========== Часть 26 ==========

 

Часть третья. Показательное выступление.

 

Когда двигатели, взревев, потянули самолет вперед, вжимая нас в кресла и гремя незакрепленными предметами на полках, я ощутил, наконец, что все закончилось. Закончилась олимпиада в Корее, забравшая у меня столько сил и принесшая столько разочарований. Закончилась моя звездная и непобедимая спортивная карьера, которая вела меня по жизни, вдохновляя и обламывая, но неизменно вывозя на все более крутые вершины, к более серьезным достижениям. Закончились отношения со многими людьми, которых я знал, тоже перейдя в иное качество, где-то с положительным знаком, а где-то и не очень… А также, закончилось мое затянувшееся детство, которое я провел в школе фигурного катания в «Зеркальном», под крылом матери-тренера, в окружении преподавателей, друзей и любимых. Передо мной лежал чистый лист, почти такой же, как растянувшиеся под крылом до самого горизонта гладкие молочные облака, на котором мне предстояло вывести первые строки своей новой жизни. О чем будут эти строки я пока не знал, да и вряд ли догадывался. Но совершенно ясным мне представлялось первое слово в этом, как мне хотелось верить, длительном и увлекательном повествовании. И слово это было «Независимость».

Мы прилетаем в Шереметьево глубокой ночью, и, пройдя все нудные формальности, только с первыми утренними лучами вываливаемся наконец всей толпой в зал, к ожидающим нас родственникам и знакомым. Встречают всех. Кроме меня. Потому что меня некому встречать.

Вернее, не совсем так.

Я сам отказался от того, чтобы ради меня приезжали в аэропорт. И было у меня на это ровно две причины. Одну звали Катя. А вторую – Валя.

С Катериной все понятно. Ее готовность ломиться в Шереметьево на ночь глядя больше напоминала провокацию, и желание досадить всем вокруг. И в первую очередь Семену Мирославовичу, которому бы вряд ли зашло лицезреть Катьку, цинично виснущую на мне и всячески обращающую на себя всеобщее внимание. В том числе, и его супруги, приехавшей за ним. А так бы и было, тут к бабке не ходи. Исполнять для Катерины роль подспорья в ее взбалмошных амурных делах я не собирался. Она хорошая девочка, и я ее искренне и нежно люблю, но мы уже прошли с ней все необходимые этапы взаимоотношений, чтобы понять раз и навсегда, что вместе нам не по пути. Так зачем же лишний раз бередить то, что может принести только боль? Поэтому Кате я, с благодарностью, написал, что прекрасно доеду сам и с радостью увижусь с ней в «Зеркальном» через два дня. Ответа я не получил.