Минус четыре по Цельсию (СИ)

Сижу за длинным полированным столом на неудобном кожаном стуле. Жарко. Отопление здесь явно автономное и молотит от души. Чтобы старческие, скрученные артритом и ревматизмом косточки не мерзли, не иначе. Напротив грозно восседают верные бисяевские пажи, Пахомов и Зайцева. Оба, в прошлом, известные и титулованные фигуристы. Ставшие спортивными функционерами и продавшие души золотому дьяволу. Это в их власти решать судьбу таких как я. И делают они это с явным наслаждением…

Рядом со мной, справа, Женя Шиповенко, слева – Нинель. Она приехала позже всех и, коротко поздоровавшись, уселась и уткнулась в свой телефон. Женя напротив, изнывает от желания пообщаться и перебрасывается ничего не значащими фразочками то с нашими боссами, то со мной. Я стараюсь вежливо и кратко отвечать, соблюдая субординацию. Пахомов что-то цедит сквозь зубы. Ну а Зайцева, как всегда, улыбчива и приветлива, обращается к нему «Женечка», ко мне «Сережечка», такая себе, старушка-молодушка. Нинель она как будто не замечает, словно нет ее, и это, я знаю, не спроста. Терпеть она ее не может до зубовного скрежета, за все – за внешность, за успех, за упрямство и непреклонный характер. Мы все помним, сколько палок в колеса вставила нам Ирина Константиновна, не давая «Зеркальному» сначала образоваться, потом состояться, а потом и удержаться на олимпе спортивных школ. Не вышло. Нашлись и у Нинель доброжелатели со связями, сумевшие охладить пыл не в меру разошедшейся бывшей и единственной в мире трехкратной олимпийской чемпионки.

Ждем Бисяева. Я, когда заходил, видел его в коридоре мило беседующим с Фединым и Лешкой Жигудиным. Забавно. Много лет назад, когда Леша со скандалом уходил от Федина к Тихоновой, именно Бисяев орал на него, вот в этом самом кабинете, обещая оставить без карьеры и без денег, если он только посмеет рыпнуться от Профессора, и от определенного ему пожизненного второго места, в кильватере звездного Жени Шиповенко. Но время, так получается, лечит самые глубокие и болезненные раны. Вот же стоят, общаются, смеются… Смог бы я так? Не знаю…

Наконец, глава Федерации появляется в дверях и, небрежно кивнув всем собравшимся, втискивается в свое кресло. В отличие от тощего, напоминающего обтянутый кожей скелет Пахомова, Бисяев выглядит расплывшейся тушей, в которой очень сложно определить бывшего спортсмена. Смерив нас троих брезгливым взглядом, под которым Женя перестает крутиться, а Нинель откладывает свой телефон, Бисяев пододвигает к себе лежащие перед ним документы.

- Предлагаю покончить со всем как можно быстрее, - заранее раздраженно произносит он. – У меня еще сегодня комитет и встреча с министром…

У него отвратительная манера шепелявить и присвистывать, когда он говорит, от чего не всегда удается разобрать все его слова.

- Ланской, значит… - он поднимает на меня взгляд. – Давай, кратко излагай, что ты там затеял.

Кратко излагаю. Не зря же я готовился к этому разговору почти неделю.

Благодарю за возможность высказаться. Перечисляю свои основные достижения. Расшаркиваюсь в благодарности «Зеркальному» и лично Нинель. Краем глаза вижу, что на мои слова она реагирует невозмутимо. Высказываю пожелание расти и развиваться дальше, но одновременно указываю, что по результатам прошедшей олимпиады, где мне не удалось одолеть поставленные передо мной цели, по моему мнению, я достиг своего максимума в Самбо-80 и считаю, что сотрудничество с таким выдающимся и уважаемым тренером, как Евгений Константинович – легкий кивок в сторону Шиповенко – даст мне возможность раскрыть мой не до конца еще исчерпанный потенциал. В чем, собственно и прошу содействия родной Федерации.

Говорю не спеша, четко расставляя акценты. Укладываюсь в пять минут, еще до того, как большое начальство начинает скучать и позевывать в кулак.

Бисяев, нацепив очки, перебирает бумажки на столе и, похоже, слушает в пол-уха.

- Ваше… мнэ-э-э… желание, Ланской, - скрипит с левого конца стола Пахомов, - это обдуманный шаг, или уступка эмоциям?

Смотрю на него спокойно и доброжелательно.

- У меня было достаточно времени, чтобы все взвесить и оценить, - отвечаю я.

- Александр Георгиевич хочет сказать, - встревает Зайцева, - что нам нужно четко понимать, чего на самом деле ты хочешь, начать работать с Женей… С Евгением Константиновичем… Или просто уйти из «Зеркального»… Ты можешь ответить?

Я задумываюсь. Наверное, дольше чем следует. Уйти из «Зеркального»… Это все равно, что уйти из родного дома. Тяжело и болезненно. Даже если в этом доме тебя уже списали со счетов и смотрят, как на предателя… Непроизвольно бросаю взгляд на Нинель, и вижу, что она смотрит на меня. Как когда-то…

- Шиповенко, ты что скажешь? – Бисяев отрывается, наконец, от бумажек на столе и, мельком полоснув меня пронзительным взглядом, останавливает глаза на Жене.

Тот мнется, что-то мямлит невразумительное о перспективах своей школы и возможностях тренерского состава. Короче, хреновый из него соучастник. По всему видно, как ему не охота во все это ввязываться.