Минус шесть

— Нэп — приемный сын Ленина, — продолжал Фишбейн. — Мы — законные дети этого сына. Мы подсобляем ставить страну на ноги…

— Посадят, куда надо, — мрачно заявил Петька, — а потом доказывай, что не верблюд, а заяц!

— Петя, ты еще молод. Мы подсчитаемся, пополним сумму, — верно, Степан Гордеич? И надавим, где надо!

Лавров крякнул, посмотрел на членов домкома, — они молчали. Он снял шапку, перекрестился:

— Слава те, господи наш, миновала чаша сия! — громко произнес он. — А денег я не дам!

— Позволь, Степан Гордеич! Как же насчет лавки? Моя идея, твоя фирма — оба в ответе!

— Что ты, Арон Соломоныч, бога побойся! Кабы не ты, пошел я на такое дело? Да, опять наседал на тебя свой брат-яврей, — разберетесь!

— Я говорил тебе не раз: еврей еврею рознь!

— Будьте здоровеньки! — попрощался Лавров, пошел и позвал с собой сына.

— В такой критический момент такое отношение к делу! — крикнул ему вдогонку Фишбейн. — Довольно стыдно!

Бывшие члены домкома согласились с Фишбейном, кисло улыбнулись, и пожали ему руку. Когда он принялся излагать план наступления на новое правление, они по одному, по двое отступили за дверь. Один Хухрин не ушел из конторы, стоял перед Фишбейном на вытяжку и уверял:

— Разрешите доложить! Вы победите! Такие люди, как вы, не сдаются!

— Господин капитан! Один в поле не воин! Нас еще ничему не научили большевики! Смотрите, как они сегодня нас обработали, мы и ахнуть не успели! Все хороши до черного дня: я десять лет считал своим приятелем Лаврова, я верил в него, как в божию мать, а он убежал от меня, как чорт от ладана!

— Осмелюсь заявить: Степан Гордеич погорячился. Завтра успокоится, все будет в порядке!

— Эх! — отмахнулся Фишбейн и взял со стола чернильницу в серебряной оправе, которую пять лет назад купил для домкома у «Мюра и Мерилиза». — Заприте и сдайте ключи!

Фишбейн вышел и вздохнул. Может быть, так вздыхают короли, когда их престол переходит к другому? Мысль о том, что в кассе домкома имеется недочет, и что за этот недочет придется отвечать, именно, ему, председателю домкома, угнетала его. Он знал, что будет бороться, будет бегать к приятелям, но был уверен, что это ни к чему не приведет. Даже если бы ему удалось отвоевать свои права, то вряд ли он сохранит их надолго: у Ступина или Рабиновича, наверно, связи покрепче, чем у него, Фишбейна.

Навстречу ему шел Василий. Дворник нес колокольчик и графин. Он покосился на Фишбейна и прошел мимо.

— Ты что ж, не узнаешь?

— Узнаем-с! — обернулся дворник и остановился, не снимая шапки.

— Кого избрали председателем?

— Ступина!

— А Рабинович?

— Они отказались: делов у их много, не можут!

— Скажите, какая цаца! Делов у всех много! А с чего он ораторствовал на собрании? — спросил Фишбейн и вынул пять рублей. — На-вот на чаишко!

— Покорно благодарим-с!

— Ну, ты, например, доволен Ступиным?

— А то как же! Сказывал, — комнату дадут!

— Болтун! Где же он достанет комнату?

— Объяснял, дескать, в вашей квартере!

— Ка-аак? — поперхнулся Фишбейн и подпрыгнул на месте.

Василий и рта не успел открыть, как Фишбейн повернулся, вбежал на крыльцо и скачками стал подыматься по лестнице. Он бежал, не оглядываясь, по пути потерял калошу, поднял ее и с калошей в руке поскакал дальше. Дворник разжал кулак, посмотрел на пятерку, посмотрел вслед Фишбейну:

— Ишь ты, мать честная! — выругался Василий, покачав головой. — Здорово ему скипидару подлили!

2

На этот раз Цецилия не щадила мужа, махала руками перед его носом и, пересиливая одышку, кричала на всю квартиру:

— Я говорила, что не надо спешить со свадьбой! Надо поглядеть, кого дают, что дают! Так нет! Ему загорелось — женить и женить! Теперь иди и бейся головой об стену: подсунули урода, и кому подсунули? Единственному сыну, красавцу, с высшим образованием!

— Цилечка, у него нет высшего! — ласково сказал Фишбейн.

— Что, мне от этого легче? Из меня кровь льется, а он мне указания делает!

— Не порть себе здоровье! В чем виноват Карасик?

— Чтоб тебя в клочки разорвало! Чтоб из тебя кишки вымотало!

— Помолчи секундочку! Нельзя, чтобы в одно время вымотало и разорвало!

Но Цецилию ничто не могло удержать: она докричалась до того, что стала с шипеньем хватать ртом воздух и топать. Фишбейн подал ей стакан воды и, едва она пришла в себя, заперся на ключ в гостиной — его временном кабинете.

Он совсем изнемог от этих разговоров. Впереди предстояло сражение с жилтовариществом, и он не хотел воевать на два фронта. Нужно было обратиться к рэб Залману, но шамес получил хорошие деньги от Карасика и вряд ли согласился бы что-нибудь предпринять. Кроме того, Фишбейн не желал посвящать в свои семейные дрязги чужого человека: через неделю многие узнали бы о том, какую невестку дал бог Фишбейну. Оставалось одно: закончить все дело без свидетелей, и прежде всего поговорить с Карасиком.

— Одевайся и едем! — после обеда сказал Фишбейн жене. — Я должен кончить эту историю!