Минус шесть

Однажды днем на квартиру Фишбейна пришел Ступин и новый управдом. Дома была Цецилия. Управдом вынул из кармана рулетку, Ступин потащил ленточку, и они вымерили жилую площадь. Управдом запирал, кто в какой комнате живет, и долго добивался от Луши, — точно ли она занимает гостиную, и есть ли у Фишбейна жилец. Старуха отвечала невпопад, ссылалась на барыню и, совсем сбитая с толку, пустилась в слезы. Составив опись площади и живущих на ней, управдом дал подписаться Цецилии и заставил безграмотную Лушу поставить на листе три креста. Цецилия предложила Ступину чаю, — он засмеялся:

— Скоро вселю к вам жильцов, — пообещал он, — тогда приду на новоселье!

Цецилия приняла валериановых капель. В ее голове никак не умещались последние события: она знала, что все повернулось на старый лад: открылись лавки, Эрмитаж, оперетка; муж имел магазин, текущий счет, несгораемый шкаф; они устраивали вечера, женили сына, хорошо одевались и жили, не стесняя себя ни в чем. И когда все так прекрасно устроилось, ее заставляют подписать с Лушей договор, называют в лицо паразиткой, словно ее муж не трудится в магазине, на бирже, на нижегородской ярмарке — в двадцати местах! Она поведала о своих обидах Фишбейну и упрекнула его:

— Тебе нужно было обязательно лезть в председатели! Побыл год и довольно! Так нет! Не тронь тебя, — ты бы до смерти выбирался и командовал, Куропаткин мой!

Как ни раздумывал Фишбейн, как ни жалел, он отсчитал тысячу двести рублей золотом, аккуратно разбил деньги на пачки и перевязал их. Он спустился с деньгами в домоуправление, и деньги тянули его, как повешенный на шею камень. Задыхаясь, ощущая дрожь в коленях, он постоял перед дверью и повернул назад. В который раз он доказывал себе, что заплатить необходимо, что все равно суд встанет на сторону жилтоварищества, и тогда не только с Фишбейна получат деньги, но, как говорили юристы, его посадят на шесть месяцев и конфискуют имущество. Он опять пошел в домоуправление. и уже поздоровался со Ступиным, уже полез в карман за деньгами, — и выдернул руку из кармана. Его прошиб пот, пальцы похолодели, и в эту минуту Фишбейн понял, что не в состоянии расстаться с деньгами. Когда Ступин обратился к другому жильцу, Фишбейн бросился вон из комнаты.

— Возьми эти деньги, — попросил он жену, вбежав в спальню, — и отнеси этим кровопийцам! Пусть они подавятся моими рублями. Господи, почему я не уехал за границу? Разве там поступают так с купцами?

Цецилия положила деньги за блузку и, окинув мужа недобрым взглядом, ушла. Фишбейн запел от радости, вспомнил, что не обедал, и велел Луше разогреть суп и жаркое. Он положил на тарелку маслин, — они были мясистые и жирные, — и с наслаждением уничтожал одну за другой.

— А не могут ее обсчитать? — подумал он. — В курсе она ничего не понимает! Потом они не станут со мной разговаривать: получили и кончено! Как же быть?

Он совсем забыл, что у него во рту косточка, и проглотил ее:

— Ой! — воскликнул он, откашливаясь. — От этой жизни можно подохнуть! Нашел кого послать: жена — тоже человек!

Он побежал в переднюю, накинул на себя шубу, и никак не мог найти шапки. Он шарил на вешалке, заглядывал под нее, искал в столовой, в кабинете, достал с гардероба картон, развязал его и надел соломенную шляпу. Он столкнулся с Цецилией в подъезде. Она обдала его горячим шипеньем:

— Сумасшедший, сними шляпу!

Через неделю Фишбейн разгружал гостиную. Мебели было много, он не знал, куда ее девать, и Луша поставила мебель в коридор и в кухню. Золоченые ножки кресел (фамильная гордость!) торчали из кучи дров, — обитый парчей диван лежал вверх ножками в передней, ломберный столик был прижат в угол подле раковины. Когда Луша, подавая на стол, тащила из кухни по коридору кастрюлю со щами или несла самовар, Цецилия шла за ней следом и ежесекундно кричала, чтобы она была осторожна, и, сохрани бог, не капнула на мебель.

— У Ступина болит голова о каких-то приезжих, — рассказывал Фишбейн жене, — будто бы они ночуют на вокзале. Спрашивается, зачем они ехали в Москву? Пусть едут обратно и ночуют там, где ночевали! Из-за них должен страдать я, а не Ступин! Хороший благотворитель за чужой счет!

Ключ от гостиной Цецилия сдала в жилтоварищество. Управдом осмотрел комнату, маляр побелил потолок, подклеил обои, и в комнату переехал Василий со своей семьей. Открыв дверь, Цецилия увидала его с мешком за спиной, за ним — Кирюшку в отцовских валенках и с клеткой, в которой билась канарейка, а за Кирюшкой — жену Василия с грудным ребенком на руках. У Цецилии потемнело в глазах, — Фишбейн проводил жену в спальню и уложил на постель. У него сердце лопалось от злобы, но, весело потирая руки и подмигивая дворнику, он говорил:

— С новосельем, товарищ Василий! Моя жена велела спросить: вам не помешают наши ореховые тумбочки?