Минувшее

Закрывая руками лицо при виде вышедшей из могилы, как он думал, девушки, он сдвинул черную повязку, и все теперь видели мохнатое, двурогое родимое пятно на виске, а над ним розовый шрам, о котором говорил Алимов.

Суд удалился на совещание. Недолго оно продолжалось. И вот открылась дверь.

— Встать! Суд идет!

Все встали. Вытянулся и Салим среди конвойных. Со страхом и тайной надеждой смотрел он в лица судей. Бесстрастный голос зачитал приговор. Прозвучало последнее грозное слово:

— Расстрелять!

Преступник взвизгнул, упал на колени, стал извиваться в руках охраны.

А кругом бушевали ликующие крики.

…Под развесистой шелковицей Садихон рассказывала Алимову, как врачи вырвали ее из когтей смерти, как два года прилежно училась в школе, что женотдел хочет послать ее в Москву.

— Там маленькая Сади забудет Карима, — грустно проговорил Алимов.

— Никогда! Там, в урюковой роще, ты спас мне жизнь. Как забыть тебя, любимый! Все эти годы ждала тебя.

Солнечным лучом радость озарила лицо Карима. Он погладил и сжал тонкую руку девушки.

— Мы будем вместе! Моя радость, мое счастье…

— Всегда вместе, — шепнула Сади, стыдливо опуская длинные ресницы.

ХЛОПОК

Был 1939 год. Осень хмурилась над древним городом завоевателя Тимура.

Мы сидели с заведующим радиовещания в его кабинете и выбирали колхоз для поездки. В дверь постучали, и сейчас же она широко распахнулась. На пороге стояла Рано Узакова. Жизнерадостная интересная женщина лет тридцати, она работала в областной газете, где печатались ее стихи и очерки. Лирическая поэтесса и очеркистка, она печаталась и в женском журнале. В редакции этого журнала мы с ней и познакомились год назад. Остановившись на пороге, она воскликнула:

— Вот удача! Писательницу встретила. А я к вам за советом. Редакция дала задание осветить работу показательного хлопкового колхоза. Отстают некоторые.

Молодой, но грузный и медлительный Курбанов встал и смущенно предложил Рано присесть. Было заметно, что интересная поэтесса произвела на него сильное впечатление. Рано уселась рядом со мной на диване, обняла меня. Я сказала:

— Мы намечаем мою поездку в дальний колхоз.

— Прекрасно! Значит, поедем вместе. Как раз завтра из обкома в Ургут идет машина, нас подбросят. Но куда?

— Чтобы не гадать, посмотрим карту, — предложила я.

— Правильно! Сейчас посмотрим, — поддержал Курбанов.

Он достал из шкафа карту области, прикрепил к столу, и мы стали «путешествовать».

— Не сюда, тут дорога к перевалу, за Ургутом в горы, — придержал Курбанов руку Рано.

— Да, в горах хлопка не сеют, — засмеялась она.

— Значит, сюда, в предгорье, — указала я карандашом на маленький кружок.

— «Красный партизан»? Что же, неплохо. В двадцатых годах там похозяйничали басмачи. Разорили кишлак дотла, убили председателя артели. А теперь колхоз из ведущих.

— Решено, сюда! Вот это тема! Не только заметку, очерк и стихи привезем! — радостно воскликнула Рано.

— Тема интересная. Решено, едем сюда, — поставила я точку.

…Дорога шла в гору. По сторонам надвигались холмы, по долине разбросаны огромные валуны, точно мифические циклопы для забавы перекидывались ими на этой древней земле.

Серое небо сеяло мелкий нудный дождик. Через его густую сетку едва вырисовывались контуры близких гор. Пора сворачивать, но надо заехать в Ургут, там сойдет инструктор обкома. Вдали виднелись старинные развалины, поросшие кустарником и жухлой осенней травой. В памяти вставали картины далекого прошлого Ургута.

Вот отряд пращников и лучников из фаланги Александра Македонского. Посланные в разведку решили поживиться за счет мирных жителей и пустили в ход оружие. Но жители дали такой отпор, что эти чужеземцы принуждены были уйти не солоно хлебавши. Не помогли ни пращи, ни грозные длинные сариссы.

А вон те развалины — это кала — укрепление. История его столетней давности. В 1870 году в нем был арк — дворец одного из владетельных беков, Падша-хаджи. Получив от эмира Бухарского обширные владения, он разорял налогами и поборами жителей. Но ему этого показалось мало, сколотил отряд нукеров и нападал на караваны купцов и на военные обозы русских. Самаркандский губернатор, боевой генерал Абрамов, решил пройти форсированным маршем по разбойничьим гнездам. Ближайшее гнездо разбойников Падши-хаджи было близ Ургута. Когда Абрамов подошел к Ургуту, навстречу ему вышли седобородые аксакалы селения. Один из них обратился к генералу:

— Ты, господин, большой начальник. Мы шли к тебе в Самарканд с жалобой. Бек Падша-хаджи нас сделал рабами. Обобрал, продает наших жен и дочерей, разорил наше хозяйство, забирает наших сыновей в свой отряд или заставляет гнуть спину на его полях. Защити, генерал!

Они же сообщили, что, прослышав про марш Абрамова, бек бежал, оставив часть головорезов защищать свою калу.