Читаем Минувшие годы полностью

Миньяров (внимательно). А ты не горячись. Понятно? Мы провели социалистическое наступление по всему фронту. Наши победы можно сравнить с Октябрьской революцией. Оппозиция формально признала это в своих заявлениях. Разоружились. Лавируют, маскируются? — мы пока не знаем. Дела покажут. Но вот что хорошо, дорогой мой, что ты раздумываешь на такие темы. Не стал простым дельцом. Возьми того же Кряжина. Деляга. Словами Кирова скажу: нужно, чтобы нам в повседневной практической работе всегда сопутствовала большевистская, честная, благородная внутренняя тревога за дело партии. В добрый путь, Митя. Не верь, что в мире наступили мир и благодать…

ЗАНАВЕС<p>КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ</p>

Огромный деловой кабинет, где стены от пола до потолка состоят из стекла. Кабинет занимает угловую часть строения, и отсюда видна панорама медеплавильного завода. Свирепствует пурга. В кабинете горят верхние матовые плафоны, так как дневного света нехватает. Кабинет обставлен с деловой роскошью. Жданович и Черемисов.

Черемисов. Ты что тут исследуешь?

Жданович (безразлично). Директор просит сделать ему кондиционный воздух одной температуры зимой и летом.

Черемисов. Негодуешь? (Усмешка.) Негодуй.

Жданович. А ты — нет? Неплохо выглядишь.

Черемисов. Безделье. Разжирел. (Кивнул на окна.) Телеграф еще не действует?

Жданович. Порвало… чинят.

Черемисов. Жданович…

Жданович. А?

Черемисов. В свой старый цех перехожу… на металл…

Жданович. Не понимаю… Зачем?

Черемисов. Опять-таки варить металл.

Жданович. Ну, а смысл какой?

Черемисов. Прямой. Я кто? Металлург. Жданов и ч. Да, но…

Черемисов (перебивая). Что?.. Я не Люшин — сидеть в бумажном хламе. Четыре месяца держали — хватит.

Жданович. А вспомни ту ночь, когда вы с Миньяровым уезжали.

Черемисов. Я памятливый.

Жданович. Ехал на три-четыре месяца, а просидел полтора года. Сколько тут против тебя наковыряли материалов!

Черемисов. Значит, плохо ковыряли, если я жив-здоров.

Жданович. Да, но…

Черемисов. Что нокаешь? Не мог же, в самом деле, Трабский полтора года временно исполнять обязанности директора.

Жданович. Но ты мог бы сюда и не возвращаться.

Черемисов (усмешка). А я привязчивый… (Серьезно.) Какой ни на есть, но я ведь инженер-цветник. Мне надо уметь столько же, по крайней мере, сколько умеешь ты. Понятно?

Жданович. Но я хочу сказать, что это очень круто, Черемисов. В цех… к печам.

Черемисов. А на печах можно варить различные металлы. И некоторые новые идеи меня больше всего сейчас занимают. (Грубо-непримиримо.) Чорт вас возьми, вы здесь отстанете не только от Запада, но от самих себя. Надо же иметь в виду войну. В Испании идет подготовительная репетиция. Немецкие фашисты открыто проверяют свою технику. Если не в цех, то никуда. Уеду.

Жданович. Удивительный ты человек!

Черемисов. С Митькой Месяцевым, с молодыми мастерами поставим опыты…

На пороге Трабский.

Добьюсь. Поставлю на своем. Пойду варить металл.

Трабский (с подчеркнутой европеизированностью, которая легко переходит в грубую бестактность). Вот как! Вы и меня посвятите в свои проекты? (Ждановичу.) Главинж, а вы зайдите ко мне минут через пятнадцать.

Жданович. Слушаюсь. (Ушел.)

Трабский (приглашая Черемисова сесть). Прошу. Как надо понимать ваши слова?

Черемисов. В буквальном смысле. Перехожу на производство.

Трабский. А вы не думаете, Дмитрий Григорьевич, что этот жест может выглядеть трагически?

Черемисов. Я не подчеркивал и не подчеркиваю, что я обиженный.

Трабский (смеется). Знаю, знаю, на кого вы зуб имеете… Но вы преувеличиваете.

Черемисов. Не будем спорить.

Трабский (открыто). Ох, Черемисов, Черемисов, куда же мне вас деть? Я понимаю: производственник, человек большой энергии.

Черемисов. А я вам помогу… Вы меня пошлите в цех с особыми исследовательскими задачами…

Трабский (просто, с юмором). А вы оттуда начнете со мной борьбу?

Черемисов (в тоне реплики). Мне было бы сподручней из аппарата начинать борьбу. Прибавлю, Яков Яковлевич, у вас прорва ошибок, дилетантство… Ударила непогода, и вы завтра останетесь без хлеба.

Трабский. Не я планировал завод в пустыне.

Черемисов. А где же его планировать? В Москве, на Театральной площади?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия