Мёртвые возвращаются

Что здесь, чёрт возьми, происходит?!

Внезапно кошка снова бросается вперёд. Она проскальзывает между Идиными ногами, я пытаюсь подняться с земли, но не успеваю, и зубы кошки впиваются мне в горло, а когти царапают шею. Я хватаю её за шкирку, но кошка прижимается ко мне и снова впивается в горло. Я воплю. Но неожиданно она отлипает от меня. Я в оцепенении лежу на земле и вижу, как Ида забрасывает кошку в лес. Та снова приземляется на четыре лапы, шипит в мою сторону, а потом скрывается между деревьями и исчезает.

Через секунду Ида уже оказывается рядом со мной. Она садится на корточки и смотрит на меня самыми взволнованными глазами в мире.

– Ты в… порядке? – запинаясь спрашивает она.

– Да, – киваю я, держась рукой за щёку. Из глаз текут слёзы.

– Хенрик, что это было? – она смотрит вслед кошке. – Надо отвести тебя домой. Промыть раны. Господи, что это было?!

Я смотрю на свою руку. Она вся в крови, и я тихо ругаюсь.

– Это н-н-наша кошка, – наконец говорю я.

– Ни фига себе! – восклицает Ида.

– Это была Нала.

Глава 17

Ида останавливается в прихожей дома на Лодочной улице, 37. Она замирает и свирепо вглядывается в дом.

– З-з-зайдёшь?

– Да-да, – кивает она наконец и нагибается, чтобы развязать шнурки. – Просто… – Она молча возится со шнурками. – Я никогда не была здесь раньше. Вот и всё.

Папа лежит на диване, задрав ноги на стол. Он спит, а телевизор работает на полную громкость. Комната полна нераспакованных коробок. Сегодня он тоже не притронулся к нашим вещам.

– Папа!

Его веки поднимаются. Он зевает и потягивается, разминая затёкшее тело, а потом встаёт.

– Что с тобой, босс? – бормочет он, проводя рукой по моему лицу. – Ты плохо выглядишь.

– Это кошка, – говорю я.

– Нала? – он хмурится. – Поднимись к маме, – говорит он. Глаза его опять наполняются усталостью. – Она в мастерской. Пусть залепит тебя пластырями. – Он разворачивается, возвращается к дивану, ложится, кладёт ноги на стол и зевает.

Я стою и ни черта не понимаю. Папа глубоко дышит, глаза его закрыты. Он что, уже уснул?!

Ида пожимает плечами, и мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Дверь в мастерскую открыта, на пороге стоит мама, она смотрит на что-то внутри комнаты.

– Привет, – говорю я.

Она не отвечает.

– Привет, – повторяю я и кладу руку ей на плечо.

– Ох! – она пугается и хватается за грудь. – Это ты? Не пугай меня больше, Хенрик. – Её взгляд устремляется обратно в комнату: – Разве он не прекрасен?

– Кто?

Я заглядываю в мастерскую и понимаю, что она восхищается сундуком. Он стоит у мольберта и будто светит в нашу сторону.

– Он великолепен, – тихо говорит мама хриплым голосом. – Я могу смотреть на него часами. Днями. Могу просто стоять здесь и смотреть на него. – Мамино дыхание становится тяжёлым, но голос вдруг снова звучит нормально. – О, привет, Эльфрида, – говорит она.

– Привет, – с осторожностью отвечает Ида.

– О боже, Хенрик, – внезапно восклицает мама. Она вскрикивает и прикрывает рот рукой, а потом начинает гладить меня по щеке. – Что с тобой случилось?! – Она говорит пронзительным голосом и, в отличие от папы, который не придал происшествию никакого значения, собирается превратить всё в настоящую драму.

– Это Нала! – быстро говорю я.

Мама качает головой и обнимает меня за плечи:

– Кто это сделал, мой дорогой Хенрик?! Кто это совершил?!

Я знаю, о чём она думает: она думает о начальной школе, о тех вечерах, когда я приходил домой с продлёнки весь в слезах. Никто из моих одноклассников не понимал, что я пытаюсь сказать своим заикающимся голосом. Она думает о пятом классе, когда они начали придумывать мне прозвища. Хе-Хе-Хенрик. Чтобы избавиться от этого прозвища, мне пришлось сменить школу. В новой стало ещё хуже – я так нервничал, что начал путать слова. Понедельник со вторником, руку с н-н-ногой, вопли и сопли. Я не хочу, чтобы Ида узнала хоть о чём-нибудь из этого.

Мама обнимает меня. Она плачет:

– Кто был так жесток с тобой, мой Хенрик?

– Мама, это кошка, – говорю я и выворачиваюсь из её захвата. Она ведёт себя так, словно ждёт госпитализации в сумасшедший дом. – Пойдём вниз, Ида.

Мы берём курс на лестницу. Что это с мамой? Она не слушает меня и практически не замечает присутствия Иды. И все эти слюни-сопли – как будто она делает всё, чтобы выставить меня полным придурком. Сейчас мне хочется находиться где угодно, только не в этом коридоре.

Боковым зрением я улавливаю движение и останавливаюсь. Гард вышел из своей комнаты, стоит у дверей и таращится на нас. Волосы взлохмачены и торчат во все стороны. Нет, он смотрит не на нас. Он смотрит на Иду. И это крошка Гард, которому нет дела ни до кого, кроме себя! Какого чёрта?! И точно так же меня удивляет, что мама ничего ему не говорит. Обычно она останавливается перед моим младшим братом, присаживается на корточки и разговаривает с ним детским голоском: «Как у тебя дела, Гард? О чём ты думаешь, Гард?» Но сейчас она этого не делает. Она скрывается в мастерской и закрывает за собой дверь.

Гард стоит и пялится.