Мёртвые возвращаются

Я знаками показываю Иде, что надо идти вниз, и её не приходится просить дважды. Скоро мы покидаем сумасшедший дом и стоим рядом друг с другом во дворе.

– Хенрик, – она улыбается и качает головой, – такого странного дня, как сегодня, у меня давно не было.

– Моя семья… – я бросаю взгляд на дом. – Они не т-т-такие. Вообще-то нет. Только вот…

– Тшш, – прерывает она меня. – Не думай об этом. – Она засовывает руку в карман моей куртки и достаёт мой мобильный. – Какой у тебя код?

Я называю ей код, и она разблокирует телефон. Я понимаю, что она делает: Ида записывает свой номер. Она сохраняет его под именем «Ида» и посылает сообщение. Раздаётся писк её мобильного.

– Теперь у тебя есть мой номер, а у меня твой, – говорит она.

И несмотря на всю мерзость, которую принёс сегодняшний день, я, глядя, как она шагает по подъездной дороге, понимаю – моя жизнь начала меняться.

* * *

Мама придвигает ко мне блюдо с картошкой. Пока я беру две картошины и кладу их себе на тарелку, она хватается руками за щёки и разглядывает меня. Она уже давно так делает. Сначала она бросала на меня взволнованные взгляды, пока жарила разные овощи. Потом поглядывала на меня, когда я сел на диван и спросил, скоро ли мы будем есть.

– А кто такая эта Эльфрида? – теперь мама пытается казаться совершенно нормальной. Сумасшедшая со второго этажа, которую мы видели пару часов назад, исчезла.

– Я на днях познакомился с ней в магазине.

– Понятно, – кивает мама и отрезает ломтик лосося. – Не расскажешь нам о ней ещё что-нибудь?

– О-о, – проявляет неожиданный интерес папа. Он сидел, подперев голову рукой, с полузакрытыми глазами и жаловался на усталость. Но сейчас глаза его заблестели. – Эльфрида?

– Она только что была здесь, – говорю я. – Ты видел её. В коридоре.

– Да, точно, – бормочет он и вздыхает. – Я просто чертовски устал. Похоже, заболеваю.

– Ида, – поддразнивает меня мама. – Ей нравится, когда её называют Идой.

– Да что ты? Правда? – тихо посмеивается папа.

– Милая девочка, – говорит мама.

Она совсем прежняя, а не та ненормальная тётка, которая недавно сжимала меня в объятиях и рыдала в коридоре второго этажа. В этот миг свет падает на её шею, где сияет нитка жемчуга. Мама надела украшение, которое мы нашли в сундуке.

– На что ты смотришь, Хенрик? – внезапно спрашивает она.

– Так, ни на что.

Она откладывает столовые приборы. Голос её меняется.

– Я серьёзно, – говорит она. – На что ты вызверился?

– На украшение.

– А что с ним? – резко спрашивает она. – Что ты имеешь против моего украшения?

– Твоего? – уточняю я.

Мама смотрит на меня прищурившись, таким взглядом можно убить.

– Да, моего украшения, – повторяет она.

– Расслабься, – говорю я, – я просто посмотрел на него. Это ведь то украшение, которое мы нашли в сундуке?

– И что? Что ты имеешь против того, чтобы я его носила?

– Ничего, – отвечаю я, в горле у меня пересохло, я опускаю глаза в тарелку. – Ничего против этого не имею.

– Я делаю то, что хочу. Это моё дитя, и я принимаю решения.

– Д-д-дитя?! – мой голос дрожит. О чём, чёрт возьми, она говорит?!

В ответ на мою реплику мама фыркает, отодвигает стул и встаёт, оставив на тарелке половину еды. Мама маневрирует между нераспакованными коробками – весь наш багаж так и стоит здесь, в гостиной. Она поднимается по лестнице и хлопает дверью на втором этаже.

Я с удивлением поворачиваюсь к папе:

– Что это с ней?

Он смотрит в окно. Он что, перестал бриться? Волосы растрёпаны, на белой футболке – засохшее пятно от кофе. Это странно: папа всегда следит за такими вещами. И ни один из родителей больше ничего не спросил про царапины у меня на лице. Никто не поинтересовался, почему кошка на меня напала, будто собиралась меня убить.

Я снова смотрю на папу, на его пустой взгляд.

– Папа, – говорю я.

– Ммм?

– Тебе не кажется, что с нами происходит что-то странное? Например, как только что мама себя вела.

Он не отвечает, и я прокашливаюсь, делаю глоток воды и обдумываю свои следующие слова.

– Ида мне кое-что рассказала, – говорю я.

– Вот как?

– Об этом доме.

Только теперь он поворачивается ко мне и полностью просыпается.

– Хенрик, – говорит он, – что бы ты ни слышал, это не имеет к нам никакого отношения. Ты понимаешь?

Глава 18

Я лежу в постели с открытыми глазами и слушаю папин храп, как вдруг раздаётся писк мобильного. В этом старом доме все звуки слышны очень хорошо. Храп такой громкий, как если бы я лежал в кровати между папой и мамой. Он сотрясает стены. Иногда папа перестаёт храпеть и начинает причмокивать. Меня и не такое может свести с ума.

Я закрываю глаза, но никак не могу избавиться от мыслей о случившемся в этом доме. Герхард убивает свою семью. Мне кажется, я слышу выстрелы и крики маленьких девочек. Он ещё жив. Убийца ещё жив.

Это не имеет к нам никакого отношения.