Мёртвые возвращаются

Так вот почему Ида не говорит о своей семье. Мама умерла, папа алкоголик. Я вздыхаю и думаю о том, как она там приглядывает за ним. Она очень расстроилась, и мне внезапно приходит в голову, что, видимо, её отец нередко вваливается в дом в таком виде и заблёвывает всё вокруг.

Я отвечаю ей: «Я никому ничего не расскажу».

«Спасибо, – пишет она. – Пусть твой рот будет на замке, плиз».

«Мой рот на замке, Ида», – отвечаю я.

«Прости, что я разозлилась».

«Всё в порядке», – пишу я и кладу мобильный в карман.

Я иду, а тёмная туча закрывает тусклое вечернее солнце. Фьорд становится серым, в центре города горят тысячи огней. Отсюда маленький городок кажется больше.

Что-то привлекает моё внимание – щелчок, звук зажигалки. На другой стороне дороги вспыхивает маленькое пламя. Одетый в чёрное мужчина стоит в тени дерева и разглядывает меня. Я вижу красный глаз его сигареты.

Я отворачиваюсь, затаиваю дыхание и быстро шагаю дальше.

– О господи, – шепчу я.

Я шагаю всё быстрее и быстрее, борясь с желанием оглянуться. Сколько ещё идти до дома? Я поглядываю на стоящие вдоль дороги постройки, но не узнаю ни одну из них.

Позади меня раздаётся резкий звук шагов, и я так пугаюсь, что всё тело каменеет. Это звук шагающих по асфальту ног. Он идёт за мной, думаю я и на этот раз оборачиваюсь.

Мужчина перешёл через дорогу. Он высокий, шапка натянута на лоб. Полы пальто развеваются у него за спиной. Я обмираю и смотрю, как он быстрыми шагами приближается ко мне. Нас разделяет метров пятнадцать, но я хорошо его вижу. Холодные глаза, резкие черты лица, словно высеченные из камня.

– Герхард, – слышу я собственный шёпот.

Он вытягивает руку.

Я поворачиваюсь и бегу по дороге.

– Подожди! – кричит он.

Это не сон? Но разве может такое происходить в действительности? Шаги за моей спиной приближаются, он тоже бежит. Сейчас это случится, думаю я. На этот раз мне не спастись, и я уже представляю, как его длинные грязные пальцы хватают меня за горло и стискивают его.

Герхард придёт и убьёт меня.

Я несусь дальше, полумёртвый от страха. Мне навстречу едет машина. Свет передних фар становится всё ярче. Я пытаюсь закричать, остановить машину, но не могу выдавить из себя ни звука. Автомобиль на большой скорости проносится мимо, я поворачиваюсь, но его уже нет.

Герхард скрылся в тени сосен.

* * *

Ида на другом конце провода молчит.

– Ты должен позвонить ленсману и рассказать об этом, – наконец говорит она. – Ты должен связаться с полицией.

Я прижимаю телефон щекой к плечу и раздвигаю занавески.

– Полиция уже здесь, – говорю я, глядя на полицейскую машину.

– Мне кажется, ты должен им рассказать, – говорит Ида.

– Ты сама посоветовала мне убежать втайне от них.

– Да, но тогда мы не знали, что Герхард тебя преследует. Теперь мы это знаем, так ведь? Он подошёл к тебе на летнем фестивале. Он бежал за тобой по дороге.

Внезапно я кое-что вспоминаю:

– Я ведь видел его на пляже!

– Что?

– В один из п-первых дней после переезда. Он стоял и смотрел на меня.

– Почему ты ничего никому не сказал?

– Я забыл, – отвечаю я.

– Господи, целых три раза! – выдыхает она. – Самое ужасное, что видел его только ты. Подумать только: на летнем фестивале его никто не заметил.

Я размышляю над её словами. На что это она намекает?

– Ты мне теперь тоже не веришь? Не веришь, что я его видел? – Я говорю таким резким тоном, что мне становится стыдно.

Ида тут же отвечает.

– Хенрик, ну конечно же я тебе верю, – серьёзно возражает она. – А кто, по-твоему, тебе не верит?

Я сглатываю.

– Ленсман, – говорю я. – Он настроен скептически, как будто думает, что всю эту историю с Герхардом я выдумал.

– Я верю тебе, Хенрик. Верю.

Глава 27

На следующий день Гарду становится хуже. Я прохожу мимо его двери и слышу, как он не переставая кашляет, и при этом из его груди раздаётся хрип. Папа целый день не выходит из его комнаты, мама то и дело покидает мастерскую, чтобы проверить, как дела у младшего сына. Когда я увидел её в первый раз, то потерял дар речи. Она выглядит ужасно. Чёрные волосы растрёпаны, лицо белее мела, глаза налиты кровью. Она не в своей одежде, а в синем платье в цветочек и чёрных кожаных туфлях на каблуках. Её не узнать, но самое страшное то, что папа совершенно не обращает внимания на всё это. Когда он не спит, он сидит у кровати Гарда и смотрит на него тяжёлым взглядом.

– У него высокая температура, – говорит мне папа вечером.

Лоб Гарда весь в испарине. Брат вертится в постели и стонет.

От двери доносится голос мамы:

– Ты дал ему «Парацет»?[3]

Я не могу заставить себя отвести от неё взгляд. Не могу не смотреть на чужую женщину, поселившуюся в её теле.

– Дал несколько штук.

– Отведи его к врачу, – говорит мама.

У мамы даже голос изменился – откуда-то появилась хрипотца, как будто у неё в горле пересохло.

– Ага, – бормочет папа.

– Это всё из-за тебя, Гуннар, – и мама скрывается в коридоре. Вскоре хлопает дверь в мастерскую.