Шчер легонько подскочил, поджав ноги, развернулся в воздухе и мягко приземлился. Мастер эффектов, он явил пришельцу еще одно чудо. Крылья. Рудиментарные, недоразвитые: шчер мог лишь вспархивать над землей и тут же планировать вниз. И все ж их было многовато, ибо у пауков крыльев быть не должно вовсе. С его затылка на спину падал богатый конский хвост из угольно-черных волос, скрученных в дредлоки. Магнум не то полз, не то порхал по коридорам, а за ним бежала охрана в бушлатах, вынуждая гостя поторапливаться. Эти шчеры дали бы фору любому из имперских баронов. Ерунда. Верткий Джур в свое время научил друга окунаться в маскарад спеси и мании величия и плавать среди лицемеров, не захлебываясь чужим эго. Честно признаться, они с Джуром обожали этот дворцовый спорт.
Коридор был освещен слабо, но в нем узнавались черты имперского крейсера. Еще бы – магнум знал, у какого холма встретить ибрионца. Впрочем, трофеи вдоль стен выдавали истинную ксенофобию шчеров: тут и там к консолям были пришпилены распластанные крылья, мандибулы и другие части тел насекомых.
Встреча была первым и довольно простым раундом. Эйден остановился у широких и прекрасных крыльев, ожидая, когда Лешью обернется сам. Чтобы в сотый или тысячный раз невольно сравнить. Да, на этих крыльях летали по-настоящему. Это был, кажется, бражник.
– Ваш предок, Лешью?
– Такого мемориала было б через край для моей шлюховатой бабки, – процедил Лау. – Она была породистой мразью с Эзерминори, любила таскать в постель молоденьких шчеров из обслуги. Втайне от мужа родила мою мать и бросила у дверей приюта. Не задушила пуповиной – и лишь в том ее заслуга. Будь у меня ее крылья, я растер бы их в порошок для потенции.
Они прошли в зал, наполненный оборудованием: локаторами, сейсмографами, анализаторами грунта, воды и газов. Зал был крейсерским мостиком когда-то. Шчеры превратили его в настоящий центр геологических изысканий. Лау развел руками:
– Видите? Мы регистрируем каждую червоточину в земле, каждый взмах крыла в небе, каждый паводок на реке, и за три года здесь не случалось аномалий. Те незначительные колебания графиков, которые пугают алливейцев, я бы списал на предубеждения.
– Могу я сам здесь все проверить?
– Пожалуйста, Ваше Величество, – утрируя любезность, магнум уступил синтетику место у приборов.
– Уже не Величество.
– Бросьте. Обойдемся без условностей.
– В таком случае не могли бы мы обойтись и без охраны? Их непрерывные попытки исподтишка прощупать меня на чувствительность к магии создают помехи для приборов. И настолько утомительны, что я уже готов счесть их за домогательства.
Лешью переливисто рассмеялся и жестом отпустил телохранителей.
– Не думаю, что Ваша магия хоть чем-нибудь опасна, – согласился он. – Не могу судить их строго, мне и самому страшно любопытно, как это: машина-эмпат. Диастимаг, неподвластный ни одной другой силе. Хоть режьте, не пойму, отчего вселенная сочла врачевание неприкосновенной и высшей способностью. Я освоил все три вида боевой диастимагии шчеров, но должен отступить перед лекарем. Это не иначе как несправедливо.
– Вот именно, магнум, – пробормотал Эйден, копируя сейсмограммы для Канташа. – Убейте эмпата и дожидайтесь, пока ваш боевой арсенал рассыпется от гангрены или фарадумского гриппа. Магия не дура – сказал последний, кого я убил. Она бережет лекарей, чтобы мы сберегли хоть кого-то в непрерывно воюющих мирах.
На мониторах, в отчетах и сводных диаграммах не было и следа, о котором подозревал Эйден. Неужели ошибся? Тогда это хорошая новость.
– Удостоверились? Мы – одна из древнейших рас и оттого выглядим зловеще, вот аборигены и приписывают нам разные прегрешения, – он коснулся педипальпой черного кителя собеседника и склонился к нему, понижая тон. – Вспомните, как еще недавно люди винили черных кошек в эпидемиях чумы. А смерть до сих пор изображают в черных лохмотьях. И пересчитывают вручную за калькулятором. Вы как никто другой понимаете, что значит – суеверие.
Андроид цеплялся за проигранный раунд, подбирая слова для контрольного выстрела. Пусть он ошибался от начала до конца. Пусть сомнения окажутся беспочвенны, но нельзя забирать их с собой.
– Тот корабль, на котором мы прилетели, – начал он, еще не до конца понимая, как сформулировать вопрос. – Он ведь тоже ваша добыча?
– Гломериды эзеров – основа нашего рациона.
– Отчего вы не встроили его в систему холмов? Он бы отлично вписался.
– Это свежий куш. Вчерашний. Пилот боролся до конца и не упал, куда мы рассчитывали, а сел далеко от нашей базы. Ох, и погонялись по лесу! Поймали только у ручья.
– Богатый был улов?
– Богатый! – закивал паук и не сдержал тщеславия. – Натуральный минори. Правда, насекомые не дают за своих ни ползерпии.
– Один эзер?
– Да. Вдвоем с пилотом летели. Но девку он убил, а мы не падальщики.
Вот оно. Двое в команде? А одноразовый парфюм и блистеры из-под чистящих капсул были в трех каютах. Кто-то сбежал, или шчер намеренно умалчивает? Придется играть дальше, но Эйдену внезапно разонравилась эта игра.