Мир без конца

– Это нелегко. Элфрик точно не сможет. Я – да, смогу.

– Но тебя выгнали.

– Верно. – Мерфин постоял какое-то время с запрокинутой головой. – Хочу посмотреть сверху. Пойду поднимусь.

– Я с тобой.

Молодые люди огляделись; кроме рыжеволосой гостьи, одиноко стоявшей в южном трансепте, в соборе никого не осталось. Мерфин провел Керис к маленькой дверце, за которой пряталась узкая винтовая лестница. Девушка шла, думая, что скажут монахи, если узнают, что женщина бродила по их тайным ходам. Лестница выныривала на площадку над южным приделом.

Керис с любопытством осматривала свод с непривычной стороны.

– Это называется «экстрадо»[43], – пояснил Мерфин.

Ей нравилось, сколь небрежно, как бы между делом, Мерфин делился с нею познаниями в зодчестве, словно не сомневаясь, что ей интересно и она поймет. Он никогда не отпускал глупых шуточек про женщин, не способных понять устройство разных предметов.

Юноша двинулся по узкому проходу, затем прилег и принялся внимательно рассматривать новую кладку. Из озорства Керис легла рядом и обняла его, будто они очутились в постели. Мерфин дотронулся до раствора между новыми камнями, потом приложил палец к языку.

– Сохнет быстро.

– По-моему, очень опасно, если в щели остается влага.

Он покосился на нее.

– М-м… Влага, говоришь, в щели…

– Экий ты проказник.

Он поцеловал Керис, и девушка зажмурилась, наслаждаясь мгновением, а потом предложила:

– Идем ко мне. Мы будем одни. Отец с теткой ушли на свадебный пир.

Они уже собрались было встать, как вдруг снизу послышались голоса. В южном приделе, прямо под новой кладкой, беседовали мужчина и женщина. Их голоса лишь слегка приглушал беленый холст, прикрывавший отверстие в своде.

– Твоему сыну тринадцать, – сказала женщина. – Он хочет быть рыцарем.

– Все мальчишки хотят быть рыцарями, – ответил мужчина.

Мерфин прошептал:

– Не шевелись, или нас услышат.

Керис решила, что женский голос принадлежит рыжеволосой гостье. Мужской голос показался знакомым: вроде бы кто-то из братьев, – но у монаха не может быть сыновей.

– А дочери двенадцать. Она вырастет красавицей.

– Вся в мать.

– Немного похожа. – Женщина помолчала. – Я не могу оставаться долго, меня хватится графиня.

«Значит, она из свиты графини Монмут. Судя по всему, – подумалось Керис, – рассказывает о детях отцу, который не видел их много лет. Но кто же это?»

Мужчина спросил:

– Зачем ты искала меня, Лорина?

– Просто хотела повидаться. Мне горько, что ты лишился руки.

Керис ахнула и тут же прикрыла рот ладошкой, надеясь, что ее никто не услышал. В аббатстве был всего один монах без руки – брат Томас. Теперь девушка поняла, почему мужской голос показался ей знакомым. Выходит, у Томаса есть жена? И двое детей? Керис покосилась на Мерфина: лицо юноши выражало совершенное недоумение.

– Что ты сказала обо мне детям?

– Что ты умер, – хрипло ответила Лорина и вдруг заплакала. – Зачем ты ушел?

– У меня не было выбора. В любом другом месте мне грозила смерть. Даже тут я редко выхожу в город.

– Но зачем кому-то тебя убивать?

– Чтобы сохранить тайну.

– Мне было бы лучше, если бы ты умер. Вдова нашла бы мужа себе и отца детям. Я же несу бремя жены и матери, а помочь мне некому… никто не обнимет ночью.

– Прости, что жив.

– О, я не виню тебя. Не хочу, чтобы ты умирал. Я любила тебя когда-то.

– А я любил тебя так, как только могут любить подобные мне.

Керис нахмурилась. Что значит «подобные мне»? Он что, из тех мужчин, которые любят других мужчин? Такие порою встречались среди монахов.

Но Лорина, судя по всему, поняла Томаса и нежно произнесла:

– Я знаю.

Наступила долгая тишина. Керис понимала, что подслушивать нехорошо, тем более столь личный разговор, но обнаруживать себя было слишком поздно.

Лорина спросила:

– Ты счастлив?

– Да. Я не годился ни в мужья, ни в рыцари. Я молюсь за детей каждый день – и за тебя. Прошу Бога смыть с моих рук кровь всех убитых мною людей. Это та жизнь, которой я всегда хотел.

– В таком случае желаю тебе всего хорошего.

– Ты великодушна.

– Наверное, ты меня больше не увидишь.

– Знаю.

– Поцелуй меня, и попрощаемся.

Опять наступила тишина, затем послышались легкие шаги. Керис лежала неподвижно, стараясь не дышать. Внезапно Томас заплакал. Приглушенные рыдания исходили, казалось, из самых глубин его души. На глаза Керис тоже навернулись слезы.

Постепенно брат Томас успокоился. Он хмыкнул, прокашлялся и что-то пробормотал – должно быть, помолился вслух. Шаги стихли. Монах ушел.

Наконец-то стало возможным пошевелиться. Керис с Мерфином встали, молча вернулись к выходу с чердака, спустились по винтовой лестнице и двинулись по нефу огромного собора. Керис владело такое чувство, будто она увидела перед собою картину с изображением страшной трагедии: герои замерли в тех положениях, в каких их застигло событие, а об их прошлом и будущем можно только догадываться.

Известно, что изваяния и картины в разных людях вызывают разный отклик, и потому Керис ничуть не удивило, что Мерфин воспринял случившееся на свой лад. Когда вышли под летний дождик, юноша проговорил:

– Какая печальная история.

– А меня она бесит. Томас погубил эту женщину.