Мир без конца

– И уже тогда поняла, едва переговорив с тобою, что из тебя вырастет необычная женщина. Мои предчувствия подтвердились, когда ты пришла в монастырскую школу. Теперь тебе двадцать. В этом возрасте нельзя не задумываться о том, что делать в жизни. Мне кажется, у Господа есть для тебя работа.

– Откуда вы знаете, что думает Бог?

Настоятельница вздернула подбородок.

– Если бы кто-то другой из горожан задал мне такой вопрос, я бы велела ему встать на колени и молить о прощении. Но ты говоришь искренне, поэтому отвечу. Я знаю, что думает Бог, поскольку принимаю учение его Церкви и убеждена: он хочет, чтобы ты стала монахиней.

– Я слишком люблю мужчин.

– Эта беда одолевала и меня по молодости, но, поверь, с каждым прожитым годом жить становится все проще.

– Я не смогу жить по указке.

– Не притворяйся бегинкой[44].

– Кто это?

– Бегинки не признают никаких правил и считают свои обеты временными. Живут общинами, обрабатывают землю, выращивают скотину и не хотят, чтобы ими правили мужчины.

Керис всегда было интересно слушать про женщин, которые не признают никаких правил.

– Где же они живут?

– В основном в Брабанте. Их глава Маргарита Поретанская написала книгу под названием «Зерцало простых душ».

– Хотелось бы ее прочесть.

– Об этом не может быть и речи. Церковь осудила бегинок за так называемую «ересь свободного духа»: они верят, что мы можем достичь духовного совершенства здесь, на земле.

– Духовного совершенства? А что это такое? Это же просто слова.

– Если не откроешь разум Богу, никогда этого не поймешь.

– Простите, мать Сесилия, но всякий раз, когда я слышу про Бога от людей, то думаю: люди ведь грешны, и правда может оказаться совсем иной.

– Разве может ошибаться Церковь?

– Однако мусульмане думают иначе.

– Язычники!

– Они называют неверными нас, между прочим. А Буонавентура Кароли говорит, что в мире мусульман больше, чем христиан. Значит, одна из Церквей не права.

– Осторожнее, – покачала головой настоятельница. – Не то страсть к спорам доведет тебя до святотатства.

– Простите, мать Сесилия.

Керис знала, что настоятельнице нравится с нею спорить, но всегда наступал миг, когда Сесилия прекращала спор и начинала проповедовать, а Керис приходилось отступать. После этого девушка чувствовала себя слегка обманутой.

Гостья встала.

– Я знаю, что не могу заставить тебя, но решила поделиться своими соображениями. Тебе лучше всего поступить в наш монастырь и посвятить жизнь святому делу исцеления. Спасибо за вино.

Когда Сесилия уходила, Керис спросила:

– А что случилось с Маргаритой Поретанской? Она жива?

– Нет. Ее сожгли на костре.

Настоятельница ушла, а Керис еще долго смотрела на захлопнувшуюся дверь. Жизнь женщины – это дом, в котором все двери закрыты: она не может стать подмастерьем, не может учиться в университете, не может сделаться священником или врачом, не может стрелять из лука или биться на мечах, не может выйти замуж, не покорившись власти мужа.

Интересно, что сейчас делает Мерфин? Сидит за одним столом с Бесси? Та смотрит, как он пьет эль ее отца, и призывно улыбается, подтягивая платье, чтобы выпятить красивую грудь? А может, он развлекает ее забавными историями, а Бесси раздвигает губы, показывает зубы и запрокидывает голову, чтобы он оценил мягкую белую шею? Или он говорит с ее отцом Полом, уважительно и заинтересованно расспрашивая о деле, и потом тот скажет дочери, что Мерфин – хороший выбор, милый молодой человек? Или попросту напивается и обнимает Бесси за талию, кладет руку на бедро, а пальцы сами крадутся к заветному местечку между ее бедрами, жаждущему прикосновения, как когда-то было с самой Керис?..

Слезы навернулись у нее на глаза. Керис обругала себя за дурость. Лучший в городе юноша был в ее власти, а она отдала его какой-то трактирщице. Зачем она творит такое с собою?

В это мгновение Мерфин вошел в дом.

Керис уставилась на него сквозь завесу слез. Все плыло перед глазами, девушка не могла разглядеть выражения его лица. Пришел ли он с миром или сейчас накинется на нее и даст волю гневу, почерпнув мужества в нескольких кружках эля?

Керис нерешительно встала, а юноша закрыл дверь, медленно подошел к ней и проговорила:

– Какую бы чушь ты ни несла, я все равно тебя люблю.

Керис бросилась ему на шею и разрыдалась.

Мерфин молча гладил ее по голове – только это и было нужно.

Потом они начали целоваться. Девушка ощущала знакомый голод, но теперь томление было намного сильнее. Она хотела чувствовать его руки на своем теле, его язык у себя во рту, его пальцы внутри… Сейчас все было иначе, и она желала, чтобы их любовь обрела новые очертания.

– Давай разденемся.

Никогда прежде до такого не доходило, и Мерфин радостно улыбнулся.

– А если кто-нибудь войдет?

– Мои еще долго будут на пиру. Пошли наверх.