– Ты не вправе его обвинять. Он спасал свою жизнь.
– Зато ее жизнь теперь кончена. Супруга нет, но снова выйти замуж она не может и вынуждена одна растить двоих детей. У Томаса есть хотя бы монастырь.
– А у нее двор графини.
– Как ты можешь сравнивать? – разозлилась Керис. – Это скорее всего какая-нибудь дальняя родственница, которую держат из милости: выполняет мелкие поручения, помогает графине причесываться и выбирать наряды. У нее нет выбора, она в ловушке.
– Он тоже. Ты же слышала: он почти не выходит в город.
– Но Томас имеет определенное положение – он матрикуларий, принимает решения, что-то делает.
– У Лорины есть дети.
– Именно! Мужчина отвечает за самое важное строение в округе, а женщина прикована к детям.
– У королевы Изабеллы четверо детей, и какое-то время она пользовалась огромным влиянием в Европе.
– Для этого ей сначала пришлось избавиться от мужа.
В молчании они пересекли лужайку, вышли из аббатства, прошагали по главной улице и остановились перед домом Керис. Девушка поняла, что опять поссорилась с Мерфином, и опять из-за брака.
Мерфин обронил:
– Пообедаю в «Колоколе».
Это был постоялый двор отца Бесси.
– Ладно, – уныло ответила Керис.
Когда Мерфин двинулся прочь, девушка проговорила ему вослед:
– Лорине было бы лучше, если бы она вовсе не выходила замуж.
Мерфин бросил через плечо:
– А что ей оставалось?
«Вот в этом-то и штука, – обиженно думала Керис, заходя в дом. – Что остается женщине?»
Внутри никого не было. Эдмунд и Петранилла присутствовали на пиру, а слугам дали выходной. Только Скрэп лениво помахала хвостом, здороваясь с хозяйкой. Та рассеянно потрепала собаку по загривку и опустилась за стол в зале, продолжая размышлять.
Все молодые женщины христианского мира хотят одного – выйти замуж за любимого человека. Почему же ее это так пугает? Откуда у нее этот непонятный страх? Точно не от матери. Роза всегда хотела быть хорошей женой Эдмунду. Верила мужским словам о предназначении женщин. Матушкино отношение к жизни злило Керис, и, пускай Эдмунд никогда не жаловался, девушка подозревала, что оно тяготило и отца. Керис больше уважала сильную, хоть и противную тетку Петраниллу, чем покорную мать.
Но даже Петранилла позволяла мужчинам распоряжаться ее жизнью. Долгие годы она помогала брату возвышать и укреплять свое положение, пока он не стал олдерменом Кингсбриджа. Из всех ее чувств самым сильным была обида: на графа Роланда – за то, что ее бросил; на мужа – за то, что умер. Оставшись вдовой, тетка посвятила себя заботе о Годвине.
Королева Изабелла из той же породы. Она свергла своего мужа, короля Эдуарда II, но в итоге бразды правления Англией перехватил ее любовник, Роджер Мортимер. А потом подросший сын ощутил себя мужчиной и избавился от Мортимера.
«Что же мне делать? – думала Керис. – Проживать свою жизнь через мужчин?» Отец хотел, чтобы она трудилась вместе с ним, помогала ему в торговом ремесле. Еще можно заняться делом Мерфина: подыскивать ему заказчиков на работу в церквях и на постройку мостов, до тех пор покуда он не станет самым богатым и известным строителем Англии.
От мыслей отвлек стук в дверь, и в дом впорхнула, как птичка, мать Сесилия.
– Добрый день! – удивленно сказала Керис. – А я только что думала, вправду ли всем женщинам суждено проживать свою жизнь через мужчин. И тут вы, живой пример обратного.
– Ты не совсем права. – Сесилия ласково улыбнулась. – Я живу Иисусом Христом, а он тоже мужчина, хоть и Бог.
Девушка не была уверена, что это убедительный довод, гостеприимно открыла буфет и достала небольшой бочонок лучшего вина.
– Не угодно ли отцовского рейнского?
– Чуть-чуть, с водой.
Керис налила до половины две кружки вина, разбавила водой из кувшина.
– Отец с тетей на пиру.
– Знаю, но я пришла к тебе.
Керис уже догадалась. Настоятельница никогда не ходила в гости просто так.
Сесилия отпила вина и продолжила:
– Я думала о тебе, о том, как ты повела себя, когда рухнул мост.
– Я сделала что-то не так?
– Напротив. Ты все делала замечательно. Мягко, но твердо обращалась с пострадавшими, выполняла мои указания и сама соображала. На меня это произвело изрядное впечатление.
– Спасибо.
– Еще ты… не то что радовалась, нет, но получала удовлетворение от работы.
– Люди оказались в беде, а мы дарили им облегчение; что способно принести большее удовлетворение?
– Я прекрасно понимаю эти чувства, потому и стала монахиней.
Керис начала понимать, куда клонит Сесилия.
– Я не собираюсь провести жизнь в затворничестве.
– Проявленная тобою прирожденная способность ухаживать за больными – далеко не все. Едва людей начали приносить в собор, я спросила, кто так распорядился. Мне ответили – Керис, дочь суконщика.
– Но это было очевидно.
– Да, для тебя. – Сесилия посерьезнела, подалась вперед. – Подобный дар дается немногим. Я знаю, у меня он есть, и узнаю его в других. Когда все вокруг в смятении, страхе, ужасе, мы с тобою способны возглавить людей.
Девушка сознавала, что настоятельница права.
– Ну допустим, – признала она неохотно.
– Я наблюдаю за тобой десять лет, со дня смерти твоей матери.
– Вы утешали ее в горести.