Мир без конца

Она смотрела ему в глаза. Сначала Мерфин удивленно приподнял рыжеватые брови, затем моргнул, склонил голову набок и, печально улыбнувшись, пожал плечами, словно говоря: «Ничего удивительного». Потом лицо его озарила радостная улыбка, и, наконец, он просиял.

– Это же чудесно!

В этот миг Керис его ненавидела.

– Да что же тут чудесного?

– Как что?

– Да то, что я не хочу провести свою жизнь в рабстве, даже у собственного ребенка.

– В рабстве? Что же, всякая мать рабыня?

– Ну конечно! Ты до сих пор меня не понимаешь?

Мерфин растерялся и обиделся; Керис захотелось ослабить напор, но слишком уж долго копился в душе гнев.

– Да нет, кажется, понимаю, – пробормотал Мерфин. – Но когда мы были вместе, я думал… – Он помедлил. – Я думал… Ты же знала, что это может случиться, что рано или поздно это обязательно случится.

– Конечно, знала, но жила так, будто не знаю.

– Да, понимаю.

– О, да перестань ты все понимать! Ты просто слизняк.

Лицо юноши застыло, и после долгого молчания он проговорил:

– Ладно, я не буду все понимать. Давай действовать разумно. Что ты собираешься делать?

– Ничего не собираюсь делать, дурак. Я просто не хочу ребенка.

– Значит, ты ничего не собираешься делать, а я слизняк и дурак. Тебе от меня что-то нужно?

– Нет!

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Заткнись со своими нравоучениями!

Мерфин вздохнул.

– Пожалуй, я не буду следовать твоим указаниям, потому что они не имеют смысла. – Он прошелся по чердаку, потушил лампы. – Я рад, что у нас будет ребенок, рад, что мы поженимся и будем вместе его растить, и готов допустить, что твое раздражение лишь минутная слабость. – Он положил инструменты для рисования в кожаную суму и перекинул лямку через плечо. – Но сейчас ты настолько взбешена, что я, пожалуй, не хочу с тобой разговаривать. Кроме того, мне нужно работать. – У выхода Мерфин остановился. – С другой стороны, мы можем поцеловаться и помириться.

– Убирайся!

Он нырнул в низкую дверь и скрылся в лестничном проеме.

Керис заплакала.

* * *

Мерфин понятия не имел, удастся ли уговорить жителей Кингсбриджа отправиться на каменоломню. У всех свои дела, свои заботы. Захотят ли они понять, что совместный труд по постройке моста важнее сиюминутных хлопот? Строитель в этом сомневался. В «Книге Тимофея» он вычитал, что в пору тягот, когда требовались усилия очень многих людей, приор Филипп нередко добивался своего, обращаясь к народу. Но он, Мерфин, не приор Филипп. Есть ли у него право повести за собою город? Он всего-навсего обыкновенный плотник.

Тем не менее был составлен список тех, у кого имелись повозки, распределенный по улицам. Эдмунд собрал десять видных горожан, Годвин пригласил десять старших монахов, и они по двое пошли по городу. Мерфин оказался в паре с братом Томасом.

Первой они заглянули к овдовевшей Либ. Та продолжала дело Бена, нанимая работников.

– Возьмите обе повозки. И возниц. Все, что угодно, только бы этот треклятый граф остался с носом.

Однако во втором доме им отказали.

– Я болею, – поведал красильщик Питер, который на своей повозке доставлял меры сукна на покраску – в желтый, зеленый и розовый цвета. – Поехать не смогу.

«А на вид вполне здоров, – подумал Мерфин. – Наверное, боится стычек с людьми графа». Юноша был уверен, что больше никаких драк не будет, но страх красильщика понимал. А что, если отношение Питера разделяют остальные горожане?

Третьим заглянули к молодому Гарольду-каменщику, который уповал на несколько лет работы по строительству моста. Он согласился сразу.

– Джейк Чепстоу тоже поедет. – Гарольд и Джейк дружили. – Я за него ручаюсь.

В итоге согласились почти все.

Никому не требовалось объяснять, насколько важен мост, – все владельцы повозок сами вели торговлю. Кроме того, у них появилось дополнительное побуждение – отпущение грехов. Но, кажется, наиболее важную роль сыграло предвкушение нежданного праздника. Многие спрашивали: а такой-то поедет? Когда слышали, что друзья или соседи едут, то не желали оставаться в стороне.

Обойдя всех по своему списку, Мерфин расстался с Томасом и направился к парому. Повозки следовало переправить на дальний берег ночью, чтобы выехать на каменоломню с рассветом. На паром помещалась всего одна повозка, значит, на переправу двух сотен понадобится несколько часов. Лишнее доказательство того, насколько нужен мост.

Вол вращал большое колесо, паром ходил между берегами; владельцы повозок, переправившись, распрягали тягловую скотину, чтобы та ночью попаслась, возвращались на паром и шли спать. Эдмунд уговорил констебля Джона и шестерых его помощников посторожить до утра повозки и животных.

Паром еще ходил от одного берега к другому, когда Мерфин около часа или двух пополуночи тоже отправился спать. Какое-то время он лежал и думал о Керис. Он любил ее – в том числе за причуды и непредсказуемость, – но иногда девушка становилась поистине невозможной. Она была умнейшим человеком в Кингсбридже, однако временами вела себя совершенно неразумно.