Под конец пиршества внесли горячее вино с пряностями – гипокрас[97]
. Медж отпила большой глоток, рыгнула и придвинулась поближе к Мерфину.– Нужно что-то делать с госпиталем.
– Да ну? – Он не знал, в чем там дело. – Чума ведь кончилась. Как по мне, людям госпиталь не так уж и нужен.
– Еще как нужен, – резко возразила Медж. – Лихорадки, боли в животе и опухоли никуда не делись. Женщины хотят понести и не могут, случаются осложнения при родах. Детишки обжигаются и падают с деревьев. Мужчины валятся с лошадей, кого-то пыряют ножом, разгневанные жены проламывают головы мужьям…
– Ладно-ладно, понял. – Мерфина позабавило ее красноречие. – А что не так с госпиталем?
– Никто не хочет туда идти. Никому не нравится брат Сайм, а самое главное – ему никто не доверяет. Пока мы тут боролись с чумой, он у себя в Оксфорде читал древние книги, а сейчас прописывает кровопускания и банки, в которые уже никто не верит. Все хотят Керис, а она не показывается.
– Что делают больные?
– Идут к Мэтью-цирюльнику или к Сайласу-аптекарю, а то и к новенькой Марле-знахарке, но она в основном по женским хворям.
– Почему тебя это беспокоит?
– В городе растет недовольство аббатством. Болтают, что, мол, от монахов толку нет, так зачем оплачивать строительство башни.
– Вот как?
Башня поглощала немыслимое количество денег. Никто в одиночку был не в состоянии оплатить ее строительство. Требовалось сотрудничество женского и мужского монастырей и города. Если город перестанет давать деньги, строительство прервется.
– Да, я понимаю. – Мерфин нахмурился. – Это действительно серьезно.
«Хороший год, почти для всех», – думала Керис во время рождественской службы. Люди изумительно быстро приноровились к отступлению чумы. Болезнь причинила неисчислимые страдания и разрушила весь жизненный уклад, но также расшевелила народ. Умерла почти половина населения графства, как подсчитала настоятельница, зато уцелевшие крестьяне возделывали теперь исключительно плодородные земли, и каждый из них давал и зарабатывал больше. Несмотря на закон о батраках и старания многих знатных людей вроде графа Ральфа, люди по-прежнему рвались перебраться туда, где платили больше, то есть туда, где, как правило, земля была плодороднее. Зерна уродилось много, подросли новые стада. Женская обитель процветала, а поскольку после бегства Годвина Керис наладила хозяйство и в мужском монастыре, братья тоже теперь благоденствовали, как никогда за последнее столетие. Деньги тянулись к деньгам, улучшение жизни в деревнях оживляло дела в городе, так что кингсбриджские ремесленники и лавочники потихоньку возвращали былой достаток.
Когда после службы сестры выходили из собора, к Керис приблизился приор Филемон.
– Нужно поговорить, мать-настоятельница. Вы не зайдете ко мне?
Она помнила времена, когда вежливо и без колебаний согласилась бы на подобную просьбу, но все осталось в прошлом.
– Нет, не зайду.
Филемон побагровел.
– Вы не можете отказаться от беседы со мной!
– Я и не отказываюсь. Просто не пойду во дворец. Не пристало мне бегать на ваш зов, как служанке. О чем вы хотите поговорить?
– О госпитале. Поступили кое-какие жалобы.
– Говорите с братом Саймом. Как вам прекрасно известно, госпиталь ныне возглавляет он.
– Вы что, издеваетесь? – раздраженно воскликнул Филемон. – Если бы Сайм мог разобраться, я говорил бы с ним, а не с вами.
За этим обменом любезностями они дошли до двора мужского монастыря. Керис присела на холодную каменную ограду.
– Можно поговорить здесь. Что вы хотите мне сказать?
Филемон поморщился, но стерпел. Стоя перед ней, он походил сейчас на слугу.
– В городе растет недовольство госпиталем, – начал приор.
– Меня это не удивляет.
– Мерфин пожаловался мне на рождественском пиру, что люди предпочитают обращаться к шарлатанам вроде аптекаря Сайласа.
– Хуже Сайма шарлатанов быть не может.
Филемон спохватился, заметив поблизости несколько послушников, и велел:
– Убирайтесь немедленно! Ступайте по своим делам. – А когда те разошлись, продолжил: – В городе считают, что заняться госпиталем должны вы.
– Я тоже так считаю. Но не собираюсь лечить по методе Сайма. В лучшем случае его лечение не помогает, а зачастую больным становится хуже. Вот почему люди больше не приходят к нам.
– В вашем новом госпитале так мало больных, что мы используем его как гостевой дом. Вас это не беспокоит?
Шпилька попала в цель. Керис сглотнула и, отвернувшись, призналась негромко:
– У меня душа от этого болит.
– Так возвращайтесь. Помиритесь с Саймом. Вы же когда-то работали с учеными братьями-врачами. Помнится, тогда всеми заведовал брат Иосиф, а он получил точно такое же образование, как и Сайм.
– Да, вы правы. Мы и тогда понимали, что от монахов порой больше вреда, чем пользы, но с ними можно было сотрудничать. Большей частью мы вообще их не звали: делали то, что считали нужным, – а когда они все же приходили, нередко не выполняли их указания.
– Вы же не хотите сказать, что они всегда ошибались?