– Я была глупой и самовлюбленной девчонкой, – призналась Аннет. – Натворила дел, упустила лучшего на свете мужчину. А ты его забрала. Да, порой меня одолевает искушение притвориться, будто все сложилось бы иначе, будто он мой. Вот я и улыбаюсь ему, глажу по руке, а он добр ко мне, потому что знает, что разбил мое сердце.
– Ты сама его себе разбила, – проворчала Гвенда.
– Верно. А тебе повезло, что я оказалась такой дурой.
Гвенду как обухом по голове ударило. Она никогда не думала, что Аннет тоскует. В ее глазах та всегда рисовалась грозной соперницей, строящей козни и норовящей украсть Вулфрика. Но сколько лет минуло, а муж все при ней…
– Знаю, тебя злит, когда Вулфрик добр со мною, – говорила Аннет. – Я бы рада пообещать, что такого впредь не случится, но мне ведомы мои слабости. Будешь и дальше меня ненавидеть за это? Не позволяй своей ненависти испортить свадьбу и отравить радость ожидания внуков, которых мы обе хотим. Хватит видеть во мне заклятого врага, лучше смотри на меня, как на непутевую сестру, которая доставляет хлопоты и раздражает, но остается близким человеком.
Вот же… Гвенда всегда считала, что у Аннет хорошенькое личико и пустая голова, но сейчас дочь Перкина оказалась мудрее, и Гвенде стало стыдно.
– Не знаю, – проговорила она. – Попробую, наверное.
Аннет шагнула вперед и поцеловала Гвенду в щеку, и та ощутила ее слезы на своем лице.
– Спасибо, – сказала Аннет.
Помедлив, Гвенда обняла ее за костлявые плечи и прижала к себе.
Все вокруг закричали и захлопали в ладоши.
Мгновение спустя вновь зазвучала музыка.
В начале ноября Филемон отслужил благодарственный молебен по случаю окончания чумы. На службу приехал архиепископ Анри с каноником Клодом, также прибыл сэр Грегори Лонгфелло.
«Должно быть, Грегори явился в Кингсбридж известить, кого именно король желает видеть епископом», – думал Мерфин. Конечно, законник поведает братии, что выбор короля вот таков, а монахи вольны избрать этого человека или кого-то другого, однако обычно в монастырях голосовали за тех, на кого указывал король.
По лицу Филемона ничего прочесть не удалось, и Мерфин предположил, что Грегори еще не объявил о королевском решении. Это решение для них с Керис было судьбоносным. Если должность достанется Клоду, их мытарства закончатся, ибо тот умерен и разумен, но если епископом станет Филемон, им предстоят долгие годы склок и судебных тяжб.
Вел службу Анри, но проповедь читал Филемон. Он возблагодарил Всевышнего за отклик на молитвы кингсбриджских монахов и за избавление города от наихудших проявлений чумы. Настоятель ни словом не обмолвился о том, что монахи бежали в обитель Святого Иоанна-в-Лесу, бросив горожан на произвол судьбы, и не упомянул о том, что Керис и Мерфин помогли Господу отозваться на молитвы, на полгода закрыв городские ворота. Из проповеди следовало, что Кингсбридж спас Филемон.
– У меня кровь закипает, – проронил Мерфин, даже не пытаясь понизить голос. – Он все выворачивает наизнанку!
– Успокойся, – ответила Керис. – Бог ведает правду, и люди тоже. Филемон никого не одурачит.
Да, она была права. После сражения воины победившей стороны всегда возносили хвалу небесам, но это не мешало им улавливать разницу между плохим и хорошим полководцами.
После службы олдермена пригласили отобедать во дворце приора с архиепископом. Место Мерфина оказалось рядом с каноником Клодом. Едва отзвучала благодарственная молитва и начались застольные беседы, Мерфин тихо, но настойчиво поинтересовался у Клода:
– Архиепископ уже знает, кого выбрал король?
Клод чуть заметно кивнул.
– Вас?
Ответом было новое движение головой.
– Значит, Филемона?
Последовал новый кивок.
Сердце Мерфина упало. Почему король выбрал невежду и труса Филемона, почему предпочел его такому человеку, ученому и разумному, как Клод? Впрочем, ответ ему был известен: Филемон умело сыграл на своих преимуществах.
– Грегори уже сообщил монахам?
– Нет. – Клод наклонился к Мерфину. – Думаю, Филемона он известит лично сегодня вечером после ужина, а завтра уведомит братию на общем собрании.
– Получается, у нас есть время до конца дня.
– Время для чего?
– Чтобы изменить его мнение.
– У вас не выйдет.
– Я попытаюсь.
– Это бессмысленная затея.
– Не забудьте, я теряю все.
Мерфин ковырял еду, но почти ничего не ел: ему не терпелось дождаться, когда архиепископ встанет из-за стола. Едва это случилось, он заговорил с Грегори:
– Прогуляйтесь со мною в собор, я бы хотел пообщаться с вами относительно того, что, как мне кажется, будет для вас полезно.
Лонгфелло утвердительно кивнул.
Бок о бок они прошли по нефу. Мерфин удостоверился, что поблизости нет никого, кто мог бы их подслушать, набрал в грудь воздуха. То, что он собирался сделать, было чрезвычайно опасно. Его замысел состоял в том, чтобы переубедить короля. Если не выгорит, его могут обвинить в измене и казнить.
– Долгое время ходили слухи, – начал он, – что где-то в Кингсбридже имеется некий документ, каковой король желал бы уничтожить.
Не изменившись в лице, Грегори ответил:
– Продолжайте.
Этот короткий ответ был равнозначен подтверждению догадок Мерфина.