«Значит, – догадался Мерфин, – они жили в лесу, изображая из себя нимф и пастухов». Постепенно Лолла поделилась подробностями. Парни ходили на охоту, добывали оленя, порой исчезали на целый день и возвращались с бочонком вина и хлебом. Лолла уверяла, что они покупали припасы, но Мерфин почти не сомневался, что парни грабили путников. Почему-то Лолле мнилось, что так можно жить вечно; она не думала, что зимой все переменится. Но конец этой идиллии положила не стужа, а чума.
– Мне было так страшно, – продолжила Лолла, – мне хотелось к Керис.
Джерри и Роли слушали разинув рот. Мальчики обожали старшую двоюродную сестру. Пускай она возвратилась домой в слезах, эти приключения лишь возвысили ее в их глазах.
– Я больше так не хочу! Мои друзья болели и умирали, а я ничем не могла помочь.
– Прекрасно тебя понимаю, – ответила Керис. – Я чувствовала то же самое, когда умирала моя мама.
– Ты научишь меня лечить людей? Хочу помогать им, как ты, а не просто распевать гимны и показывать картины с ангелами. Хочу понимать про кости и про кровь, про травы и остальное, от чего людям становится лучше. Хочу уметь что-нибудь делать, когда человек заболевает.
– Конечно, научу, если хочешь, – отозвалась Керис. – С большим удовольствием.
Мерфин опешил: уже несколько лет Лолла бунтовала и капризничала. Отчасти ее мятеж проистекал из нежелания уважать мачеху – и порадовался случившейся перемене. Это, пожалуй, стоило всех тех беспокойств, что выпали на отцовскую долю.
На кухню зашла монахиня и обратилась к Керис:
– У маленькой Анни Джонс припадок, мы не можем понять, что с ней. Вы не осмотрите ее?
– Конечно.
– Можно я пойду с тобой? – спросила Лолла.
– Нет. Вот твой первый урок: нужно быть чистой. Иди помойся, а завтра присоединишься ко мне.
Когда Керис уходила, появилась ткачиха Медж и угрюмо спросила:
– Слыхали новости? Филемон вернулся.
В то же воскресенье Дэви и Амабел повенчались в маленькой церкви в Уигли.
Леди Филиппа позволила справить свадьбу в господском доме. Вулфрик забил свинью и зажарил ее целиком на костре во дворе. Дэви прикупил сладкой смородины, Аннет запекла ягоды в булочках. Эля не было – бо́льшая часть урожая ячменя сгнила в полях из-за нехватки рабочих рук, – но Филиппа отпустила Сэма домой с бочкой сидра.
Гвенда до сих пор ежедневное вспоминала о случившемся в охотничьем домике. Каждую ночь, лежа без сна, она глядела в темноту и видела Ральфа с ее ножом во рту: рукоять торчит между коричневыми зубами, а в груди – меч Сэма, пригвоздивший графа к стене.
Когда они с сыном извлекли свое оружие: брезгливо вытащили меч и нож, и тело Ральфа упало на пол, как бы само собой создалось впечатление, будто двое мертвых мужчин закололи друг друга. Гвенда испачкала в крови их чистые клинки и оставила оба лежать рядом с телами. Снаружи она ослабила привязи лошадей, чтобы те могли пастись привольнее и не умерли от голода, пока кто-нибудь на них не наткнется, после чего они с Сэмом ушли.
Коронер графства сначала заподозрил в убийстве разбойников, но в конце концов пришел к тому умозаключению, на которое и рассчитывала Гвенда. Никто не посчитал причастными ни ее саму, ни Сэма: они благополучно ускользнули от наказания.
Сэму она изложила усеченную предысторию событий, развязка которых наступила в охотничьем домике. Сказала, что Ральф впервые попытался ее изнасиловать и угрожал убить, если она будет сопротивляться. Сэм терзался из-за того, что поднял руку на графа, но не сомневался в правоте своих действий. Гвенде стало ясно, что у него и вправду нрав воина: он и впредь не будет сожалеть, если ему придется убивать.
Сама она тоже нисколько не жалела, пусть частенько испытывала отвращение, вспоминая случившееся. Она убила Алана Фернхилла и добила Ральфа, но в ее душе не было места угрызениям совести. Без этих двоих мир стал чуточку лучше. Ральф умер в мучениях, сознавая, что сердце ему пронзил собственный сын, и ровно такой участи он и заслуживал. Гвенда не сомневалась, что со временем картина убийства перестанет донимать ее по ночам.
Она решительно выбросила воспоминания из головы и оглядела зал господского дома, где веселились жители Уигли.
Свинью уже слопали, мужчины допивали остатки сидра. Аарон Эпплтри достал волынку. Со смертью Перкина, отца Аннет, деревня лишилась барабанщика. «Быть может, – подумалось Гвенде, – отныне барабанщиком будет Дэви».
Вулфрика потянуло в пляс, как всегда во хмелю. Гвенда составила ему пару в первом круге, заливисто смеялась, стараясь подстроиться под его козлиные прыжки. Он подхватил ее, подкинул в воздух, затем прижал к себе и поставил на землю только для того, чтобы вновь запрыгать и закружить по залу. Он не попадал в лад с музыкой, но его задор и напор были поистине заразительными. Потом Гвенда сказала, что устала, и Вулфрик увлек в круг свою новоиспеченную невестку Амабел, а следом, разумеется, позвал Аннет.