Мир без конца

Мальчик держал в руках резную деревянную поделку, которую он торжественно преподнес Мерфину. Это оказался конь, вырезанный весьма умело для десятилетнего возраста. Большинство детей поставили бы животное на все четыре ноги, но Роли поймал коня в движении: ноги согнуты и в разном положении, грива развевается на ветру. Он явно перенял отцовскую способность видеть сложные предметы в трех измерениях. Внезапно к горлу подкатил ком; Мерфин наклонился и поцеловал Роли в лоб, и потом признательно улыбнулся Филиппе, догадавшись, что это она надоумила мальчика сделать такой подарок, понимая, что это для него значит, и, покосившись на Керис, по ее лицу угадал, что она оценила этот дар по достоинству, пусть никто и не произнес ни слова.

На службе царило радостное настроение. Отец Михаил оказался не слишком опытным проповедником и то и дело сбивался на скороговорку. Но монахини пели, как всегда, красиво, а солнце заглядывало внутрь сквозь темные витражи и расцвечивало их яркими красками.

После службы обошли ярмарку по легкому осеннему морозцу. Керис держала Мерфина за руку, Филиппа шагала с другой стороны. Мальчики убежали вперед, а за олдерменом и его женщинами следовал телохранитель Филиппы и приближенная дама. Мерфин видел, что дела идут хорошо. Кингсбриджские ремесленники и торговцы начали возмещать свои потери. Похоже, от нового нашествия чумы город оправится быстрее, чем от предыдущего.

Старшие члены гильдии ходили по ярмарке и проверяли меры и весы. Имелись образцы для веса мешка с шерстью, для ширины меры сукна, для вместимости бушеля и для всего прочего: люди должны были знать, какое именно количество покупают. Мерфин поощрял соратников проводить такие проверки чаще, чтобы все видели, как тщательно город следит за своими торговцами. Конечно, когда возникали обоснованные подозрения, проверку осуществляли тайно; если вина подтверждалась, от купца столь же тихо избавлялись.

Мальчики восторженно перебегали от одного лотка к другому. Глядя на Роли, Мерфин негромко спросил у Филиппы:

– Теперь, когда Ральфа нет, почему бы не сказать Роли правду?

Графиня задумалась.

– Я бы хотела признаться, вот только не знаю, ради него или ради нас. Десять лет он верил, что Ральф его отец, а два месяца назад плакал на его могиле. Для него будет страшным потрясением узнать, что он сын другого человека.

Говорили вполголоса, но Керис все расслышала и сказала:

– Я согласна с Филиппой. Нужно думать о ребенке, а не о себе.

Пришлось признать правоту их доводов. В конце концов, это лишь крупица грусти в столь счастливый день.

– Есть и еще одна причина, – продолжила Филиппа. – Ко мне на прошлой неделе приезжал Грегори Лонгфелло. Король хочет сделать Джерри графом Ширингом.

– В тринадцать лет? – удивился Мерфин.

– Титул графа всегда был наследственным, в отличие от баронского. В любом случае в ближайшие три года управлять графством придется мне.

– Что ты и так делала, пока Ральф воевал во Франции. Радуйся, что король не принуждает тебя снова выходить замуж.

Филиппа поморщилась.

– Я слишком стара для этого.

– Значит, Роли будет вторым наследником титула при условии, что мы сохраним все в тайне.

«Если с Джерри что-нибудь случится, – подумал Мерфин, – мой сын станет графом Ширингом. Надо же».

– Роли будет хорошим правителем, – сказала Филиппа. – Он умен, у него сильная воля, но в нем нет жестокости Ральфа.

Злобная натура Ральфа проявилась уже в детстве: ему было десять, как теперь Роли, когда он застрелил собаку Гвенды.

– Может, он захочет заняться чем-нибудь другим. – Мерфин посмотрел на деревянного коня.

Филиппа улыбнулась. Теперь она улыбалась нечасто, но когда это происходило, ее улыбка ослепляла. «Все еще красива», – подумал Мерфин.

– Смирись и гордись им.

Вспомнилось, как был горд его отец, когда Ральф стал графом. Впрочем, Мерфин знал, что сам будет гордиться Роли: чем бы ни занялся, главное, чтобы сын делал свое дело хорошо. Может, он станет каменотесом и будет вырезать фигуры святых и ангелов. Или сделается мудрым и милостивым правителем. Или выберет иное занятие, о котором родители пока не догадываются.

Он пригласил Филиппу и мальчиков на обед. Все вместе они покинули аббатство и двинулись по мосту навстречу веренице тянувшихся на ярмарку груженых повозок, пересекли остров Прокаженных и через сад вошли в дом.

На кухне сидела Лолла.

Увидев отца, она залилась слезами. Мерфин обнял ее, позволяя выплакаться на своем плече. Где бы она ни пропадала, за время отсутствия девушка явно отвыкла мыться: от нее несло, как от свинарника, – но Мерфин был слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание.

Добиться от дочери вразумительных слов удалось не сразу.

– Они все умерли! – Лолла опять зарыдала, а когда успокоилась, то заговорила более внятно: – Все умерли, – повторила она, сдерживая рыдания. – Джейк и Бойо, Нетти и Хэл, Джоуни, Чоки и Хорек, все по очереди. Что я ни делала, ничего не помогло!