Мир госпожи Малиновской

Однако, если речь о Эве, то для него движение вперед было необходимостью – она хорошо это чувствовала. Чтобы удостовериться в этом, достаточно было увидеть перемену, случившуюся в нем с того момента, когда он узнал о своем повышении. Он, экономный до чрезмерности, приехал на следующий день на такси, более того, заявил, что не желает больше вешать шторы, что нет в этом смысла, если за несколько злотых это может сделать обойщик. Раньше он полагал, что на такое жаль тратить деньги.

Кроме того, он уже не шутил с Ендрусь и не затевал с ней разговоров, а когда старая женщина обратила его внимание на то, что он оставил на бюро окурок, ответил ей чуть ли не презрительно:

– Собственно, ваша обязанность – это убирать.

– Было бы время, – проворчала она.

– Прошу не спорить, а просто прибраться.

Богна услышала это из своей комнаты и улыбнулась себе: «У доброго Эва приступ директорского достоинства, но, надеюсь, это пройдет».

Однако не прошло.

В день брака дошло до небольшого скандала, во время которого Ендрусь расплакалась и не захотела ничего желать Эваристу.

– Я и не таких господ видала! – кричала она с кухни. – Да только человека они уважать умели.

– Эв, извинись перед ней, – просительно шепнула Богна.

– Ну, знаешь, – возмутился он. – Мне что, перед кухаркой извиняться?

– Ты был неправ, – мягко произнесла она.

– А хоть бы и так, – пожал он плечами. – Мне можно быть неправым, а ее дело – слушать и молчать.

– Сделай это ради меня, – вновь попросила она. – Сегодня такой важный для нас день… Я не хотела бы его портить.

Он заколебался.

– Хм… хм… Может, и правда это оказалось бы дурным предзнаменованием… Но извиняться перед ней я не стану.

– И что тебе мешает, любимый?

– Погоди, – поднял он палец. – Сейчас я все решу.

Эварист направился в кухню, и Богна через открытые двери слышала, как он говорил:

– Ну, успокойтесь. Сегодня моя свадьба, а вы невежливы, но мне хотелось бы, чтобы вы узнали мою доброту. Вот вам десять злотых. Ну, прошу вас.

– Зачем мне эти деньги? – буркнула старуха.

– Возьмите. Пригодятся. Вот и славно.

Довольный, он вернулся в столовую и прищурился:

– Слышала?

– Слышала, – сказала она без одобрения в голосе.

– Деньги, моя дорогая, лучшее лекарство от всего.

Она взглянула на него со страхом:

– Надеюсь, ты это не всерьез?…

Он рассмеялся и протянул к ней руки:

– Конечно, конечно, дорогая. Я пошутил. Но знаешь, в отношениях со слугами, с людьми, которым мы платим за их работу, такие – как бы это сказать – компенсации – это простейший выход.

Богна ничего не ответила. Она была совершенно с ним не согласна, но не хотела и дальше портить настроение, решив вернуться к этому делу позже.

Свадьба прошла тихо, при боковом алтаре. Приглашений они не рассылали, и в церкви были только ближайшие родственники Богны, двоюродный брат Эвариста – учитель гимназии из Галиции Феликс Малиновский и один чужак – директор Шуберт. Борович не пришел, хотя твердо обещал. Под конец церемонии появился Ягода, который, однако, не подошел к ним и встал довольно далеко, под колоннами. Богна была спокойна и не чувствовала ожидаемого воодушевления. Скорее она нервничала, что только обостряло ее восприимчивость. Она видела, как тяжело опускается на колени Шуберт, видела белый волос на жакете Эвариста и довольно яркий румянец на его щеках. Лола Сименецкая спряталась в свои серебристые лисьи меха так, что виднелись только ее огромные серые глаза, внимательные и равнодушные. Дина была явно под впечатлением: через несколько месяцев планировалась ее собственная свадьба с редактором Карасем.

С наибольшим интересом Богна присматривалась к Феликсу Малиновскому. Из того, что рассказывал о нем Эварист, который вообще-то редко и неохотно вспоминал о своих близких, она сделала вывод, что Феликса более других уважали в их семье, что был он своего рода светилом и блестящим ее представителем. Преподавал литературу в старших классах гимназии, а кроме того, издал несколько томиков собственных стихов, якобы весьма неплохих, хотя и не оцененных критикой. Он приехал в Варшаву перед самой свадьбой, и Богна успела обменяться с ним всего-то парой фраз.

Выглядел он серьезно и солидно, с короткой квадратной блондинистой бородой и обозначившимся брюшком. Напоминал скорее купца или домовладельца, чем поэта. На самом деле он был в какой-то степени буржуа, поскольку женился на девице, владевшей двумя доходными домами в Кракове.

Богна, необычайно осторожная в суждениях о людях, старалась обрести симпатию к единственному известному ей родственнику Эвариста. Но в этом оказался вызов. Она полагала, что найдет в Феликсе человека, быть может, и не светского, но хотя бы высококультурного и хорошего. Но и в том, и в другом ей пришлось всерьез усомниться: чрезмерная самоуверенность, холодный взгляд и самодовольство, проявляющееся чуть ли не в каждом движении, не казались ей особенно привлекательными. Вся большая и солидная фигура Феликса, казалось, излучала сытость. Сытость эта окружала его аурой, издали бросалась в глаза, выдвигалась на первый план.