Мир госпожи Малиновской

Когда после церкви они садились в машину директора Шуберта, который принялся прощаться и сказал, что хотел бы пройтись, Феликс забрался внутрь. Уже это было не слишком деликатно. К тому же, когда Эварист – как и следовало – предложил ему место рядом с Богной, Феликс устроился там без слова протеста.

– Пусть я еще раз сойду за жениха, – сказал он, усаживаясь поудобней.

Эварист по отношению к нему был предупредительно вежлив, почти стелился перед ним. Дошел до того, что предложил переехать на эти несколько дней из отеля в их дом.

На первые дни их брака! Богна уже хотела упомянуть о неудобствах и дать Феликсу понять, что ему не стоит принимать приглашение, но он и сам поблагодарил:

– Спасибо, однако я останусь в «Бристоле». Номер у меня комфортный, а когда человек из году в год соломенный вдовец, то и жить предпочитает, хе-хе, как холостяк.

Поскольку Богна не ожидала такого ответа, это улучшило ее настроение. Но Феликс сидел рядом до ужина, а когда наконец ушел, они оба чувствовали себя уставшими.

– С ним нужно держать ухо востро, – сказал Эварист. – Он привык к достатку. Вращается в лучших сферах. Как он тебе?

– Довольно мил, – уверила его Богна.

– Ты ему тоже понравилась. Знаешь, что он сказал?…

– И что же?

– Что у меня есть вкус!

– О!..

– Да ладно тебе, моя дорогая. Феликс в этом разбирается.

– В чем?

– В женщинах.

Подали ужин. Ендрусь тоже успокоилась, посматривала на них доброжелательно. Хотела даже что-то произнести, но Эварист принялся рассказывать о домах Феликса и о том, как обрадовался брат его директорскому титулу.

Богне было немного неприятно, что между ней и Эваристом все оставалось без изменений. Тот ни словом не вспоминал ни о браке, ни о том, что они семья.

На улице пошел частый дождь, из открытых окон повеяло холодом и влагой. В углублениях асфальта крупные капли монотонно били в маленькие лужи, там вспухали пузырьки, обещая долгую непогоду. Свет фонаря падал в комнату, чуждый и яркий. Из столовой доносился звон посуды, которую убирали в буфет.

Богне стало грустно. Не хотела она этого, но то и дело в голову приходило удивленное: почему?… Почему все не иначе?… Эта перемена так важна, наступил решительный поворот в их жизни, она получила то, чего так горячо желала… Там, в кресле, сидел любящий ее и любимый ею парень, ее собственный парень, красивый, умный и ловкий, с прекрасными горящими глазами и с ресницами, отбрасывающими длинные тени на щеки. Высоко подтянутые брюки открывали классической лепки щиколотки и по-настоящему красивые стопы в черных лаковых туфлях.

Он улыбался, наливая себе кофе, и говорил:

– Этот черный нектар был бы моей страстью, но я плохо после него сплю, поскольку в кофе содержится кофеин, а кофеин возбуждает сердце.

Она ответила что-то, не отходя от окна, и вернулась к упрямой мысли: почему?… Почему вокруг серо и монотонно, почему она не может почувствовать того, что понимает, а понимает она, что счастлива… Ведь и речи не может быть о разочаровании. Это возможно там, где было очарование, порыв, экзальтация и детская мечта, а не осознанное зрелое решение и любовь, не туманящая разум. Кроме того, не произошло ничего, что могло бы существенно поколебать ее убежденность в верности своего шага.

Значит, такое настроение – просто нервная реакция, расслабленность и усталость. Только и всего. А значит, настроению нельзя поддаваться. Следует отследить его причины и напрячь волю, чтобы овладеть последствиями. Даже слякоть за окнами можно воспринять как событие позитивное и приятное: она отделила их двоих от остального мира, подчеркнув уют их квартиры…

Если даже Богна не чувствует себя так, то следует сражаться с настроением, способным разрушить счастье. Как часто ей приходилось видеть настоящее опустошение в жизни двух человек, которые, не в силах победить минутное раздражение и печаль, не давали себе труда сыграть роли, нужные в данный момент.

Она приблизилась к Эваристу и провела ладонью по его волосам.

– Тут у нас удивительно уютно, правда, любимый?

– Тишина домашнего очага, – сказал он, принюхиваясь.

– Ты устал?

– Нет, но туфли тесноваты. – Он потянулся к ногам и ослабил шнуровку. – Где-то я прочел классную шутку. Слушай: тесная обувь – истинное несчастье, но и в том есть большое преимущество… Угадай, какое?…

– Не знаю.

– …при этом ты забываешь обо всех прочих проблемах.

Он начал смеяться, потирая руки. Богна изо всех сил постаралась засмеяться тоже, но выходило как-то плохо.

– Возьми комнатные тапочки, – сказала она.

– Что? Мне уже становиться эдаким записным супругом?… – запротестовал он шутя и, обняв ее, посадил себе на колени.

– Может, это окажется той проблемой, о которой ты забудешь благодаря туфлям? – прижалась она к нему.

– Ну нет, дорогая, напротив. Это настолько большое счастье, что я чувствую себя как… как корабль, который прибыл в порт. Именно. Подумай только, не много ли это? Я, недавно еще одиночка в съемной квартире, имею отличное жилье, жену, которой многие позавидовали бы, и довольно высокое положение. Чего же мне еще не хватает?

Она поцеловала его в лоб, но он чуть отодвинул голову и продолжил: