Вечерами они ходили на долгие прогулки или в кино. В фильмах он разбирался прекрасно, помнил фамилии всех известных актрис и актеров, оценивал удачи сценариста и режиссера и увлекался этим до такой степени, что еженедельно покупал несколько журналов, посвященных кино.
Однажды он произнес со смехом:
– Представь себе, однажды я и сам чуть было не стал кинозвездой.
– Ты? – удивилась она.
– Верно. И ты говоришь это таким тоном, словно не веришь, что я мог бы.
– Ну, ты ни разу об этом не вспоминал.
– Поскольку это был ничего не значащий случай.
– Прямо-таки случай?
– Мне в руки попал немецкий еженедельник «Фильмиа», где объявлялся конкурс на роль героя-любовника. Я подумал: «Купить или не купить, поторговаться-то можно», – и отослал им свое фото.
– В этот еженедельник?
– Да.
– И опубликовали?
– Ну, знаешь ли, – возмутился он, – из тех нескольких сотен человек, которые прислали свои фото, я, уверяю тебя, имел наилучшие условия.
– Какие же?
– Красоту.
– Ах, верно, но сумел бы ты стать актером?
– Отчего же нет? Когда-то я выступал в любительском театре…
– Где?
– В провинции, но, в любом случае, можешь поверить: талант у меня есть. Все восхищались.
– Ну и что с тем конкурсом?
– Ах… – отмахнулся он.
– Не удалось?
– Я мог пройти, было у меня много голосов, но в таких делах нужны усилия. Если бы тогда я поехал в Берлин, показался лично, нанес визит членам жюри… Впрочем, немцы, как сама понимаешь, неохотно наградили бы поляка. Прусский шовинизм. Но я и так занял четырнадцатое место! Тоже не абы что. А первое получил какой-то Бергер. Скажу тебе, без малейших на то оснований. И, естественно, нигде о нем не слыхать. Его сняли в фильме «Оковы страсти», играл как сапожник, ты же наверняка видела? Шел он в «Аполло».
– Нет.
– На том-то он и закончил. Я сразу знал, что так будет. А одного там Анатоля Трамма запихнули на восьмое место – а что оказалось?… Слава, звезда первой величины. Сейчас он уже в Голливуде, богач, зарабатывает восемьдесят тысяч долларов в год! Миллиардерши по нему с ума сходят, а женился на русской великой княжне. Но погляди на него как-нибудь: он почти копия я, только нос у него некрасивый и два зуба кривые.
Он приподнял верхнюю губу и показал свои передние резцы.
– Бедняжка, – рассмеялась Богна. – Так-то тебя обидели.
– Все эти конкурсы – обычное надувательство. Протекция, закулисные интриги.
– И мой любимый Эв не стал звездой, не заработал миллионов, не женился на великой княжне, а оказался обречен на меня.
– Карьера не волк – в лес не убежит. – Настроение его улучшилось. – А вот такой жены я и между княгинями не нашел бы.
– Мой ты любимый! Значит, не жалеешь?
– Да пусть им! Не жалею. Тем более что, видишь же, актер – это всегда как-то несерьезно. Приходится кривляться для развлечения толпы, а едва постареет, вышвыривают его – и конец.
– Как ты забавно говоришь «вышвыривают»! Это что значит, выставляют на улицу? – спросила она простодушно. – В этом киножаргоне есть необычайно яркие обороты.
Он откашлялся и кивнул:
– Именно. К тому же эта среда мне не соответствовала бы. Там все дутое.
– Какое?
– Дутое, хм… то есть искусственное на этом… на киножаргоне. Я же скорее вижу свою карьеру в солидной индустрии… Например, в промышленности. – Он прошелся по комнате и добавил: – Никогда нельзя знать, не является ли счастьем то, что ты сейчас полагаешь неудачей.
При этом он наклонился и трижды постучал по столику. Он был суеверен, словно летчик, и, хотя это немного смешило Богну, она не подавала виду. Суеверия она относила туда же, куда и общественное мнение, политические и религиозные взгляды, проблемы вкуса – то есть все, что требовало самого серьезного примирения с реальностью. Она согласна была с Мишенькой Урусовым, который перед всеми принимался защищать суеверия, ибо усматривал в них безошибочный знак присутствия в человеческой душе чувства сверхъестественного.
– Это как признак благородного металла в руде, из которой однажды вытопят золото глубокой веры, – говорил он убежденно. – Я предпочту это опасности логического восприятия жизни. – И дальше тем же тоном приводил пример: – Мой фельдшер, который присматривает за моей несчастной ногой, светлая ей память, весьма верит в пророческие свойства своих снов. Этот его предрассудок уже доставил массу неудобств невинным людям: мол, кого только он ни увидит во сне, тот неизбежно умирает через несколько дней. Потому я лично, в меру моих сил, стараюсь сниться ему как можно реже.
Милый Урусов, который ничего не знал о браке Богны, поскольку развлекался на съезде российских эмигрантов в Праге, оказался и первым, кто нарушил уединение молодой семьи. Много извинялся, раскланивался, желал всяческих благ и обещал, что немедленно уйдет, но в результате остался на ужин и сидел до часу ночи.