Мир и война в жизни нашей семьи

Остался в памяти День Победы. Его праздновали не 8–9 мая, а гораздо позднее – в конце месяца. В огромном ангаре накрыли столы, а до начала застолья привезли передвижной цирк и показали фильм «Веселые ребята». Нам и то и другое было в новинку. Посадили нас на самые удобные места, и Ниночка, прикорнув на коленях у мамы, безмятежно проспала всё представление. Из цирковых номеров с неподдельным восторгом принимали маленькую беленькую собачку, которая живо отзывалась на команды, подобные тем, каким повинуется собачка в фильме «Дорогой мой человек»: «Гитлер капут!» и т. п.

Во время застолья генерал, сидевший в центре длинного стола, подозвал меня к себе и спросил: «Девочка, скажи, пожалуйста, чего ты больше всего хочешь?», а девочка, не будь дура, ответила: «К папе». Генерал пообещал маме при первой возможности отправить нас в Москву.

Через Восточную Германию и Польшу на Родину. Однако первая возможность появилась нескоро – только к осени. Маме и еще двум девушкам – партизанкам из Белоруссии – дали повозку с возницей, а в придачу коров, которых нужно было гнать от Берлина через Восточную Германию и Польшу до советской границы. К тому времени всю эту территорию не успели до конца разминировать, и коровы то и дело подрывались на минах. Еще страшнее были бандеровские банды. Слухи об их зверствах в Польше пугали и детей, и взрослых.

По пути мы проезжали через Варшаву. Город был разбит, и, помню, меня удивило, что где-то на верхнем этаже полуразрушенного дома блестит, казалось, только что начищенная металлическая кастрюля. Неужели там живут люди?!

Уже за Варшавой нас ожидала приятная встреча. Сердобольная полька, назвавшаяся Вандой, пригласила маму с детьми на ночлег. Ванда нас помыла, покормила, а потом уложила спать. Впервые с начала войны мы спали на чистом белоснежном белье. Мама помнила Ванду и её добросердечность до конца жизни.

Когда мы добрались до Бреста, у нас приняли оставшихся в живых коров, а заодно изъяли всё «лишнее», чем снабдили нас в дорогу военнослужащие базы, в том числе ковер, которым была накрыта от холода и непогоды повозка.

В Бресте на рынке, где мама хотела обменять чулки на что-нибудь съестное, к ней пристала с настойчивым предложением погадать женщина, представившаяся не цыганкой, а сербиянкой. В конце концов мама поддалась на уговоры. И гадалка ей сказала, что нельзя доверять документу, который у мамы на руках (это была справка о работе на военной базе). Нужно за правильным документом ехать в Минск в большой дом (в Совете Министров находился отдел репатриации). «Дома, – продолжала гадалка, – вас ждут муж Георгий (папа вернулся в Павшино 19 августа) и две женщины. Одна постарше, другая моложе (это были баба Саня и папина старшая сестра Рая). Старшая болеет (действительно, баба Саня сломала ногу)».

В Минске, получив справку о репатриации, мы сели (с трудом) на поезд до Москвы. Возвращавшиеся домой военные с готовностью освободили для нас с мамой целую полку, и мы благополучно доехали до Москвы. С Белорусского вокзала за бидончик смальца добрались на такси до Большой Грузинской, где жил мамин брат Ваня с женой и дочкой.

Встречу на Большой Грузинской я не помню. На сегодняшний день из обеих семей живы только я и Томочка, ей уже 84 года. На момент нашего возвращения ей шел уже 12-й год. И она смутно кое-что помнит.

Так как мы приехали поздним вечером, детей, покормив, уложили спать – меня вместе с Томочкой. Тётя с мамой долго сидели на кухне. Мамочка, плача, рассказывала тёте Соне о нашей жизни все эти годы. Тётя Соня тоже плакала и рассказывала о себе, о дяде Ване, который ещё не вернулся домой из поверочно-фильтровочного лагеря после плена.

Переночевали и на другой день поехали в Павшино.

Приехали к вечеру. Дома нас ждали папа, баба Саня, тетя Рая и дядя Петя (брат бабушки, который в это время жил у нее).

Дом был сложен из бревен, между которыми прокладывалась пакля, и в нее были воткнуты лучины, так как электрический свет еще не включили.

Нас встретили с распростертыми объятиями. И вот тут Ниночка, как вспоминает папа, произнесла: «Баба Саня, а я тебя помню». Бабушка же до папиного возвращения 19 августа 1945 г. и не подозревала, что в декабре 1941 г. у нее родилась еще одна внучка. Немудрено, что слова ребенка растопили сердце бабушки, и вскоре они были не разлей вода. Для бабы Сани Ниночка раз и навсегда стала любимой внучкой. Именно Ниночке баба Саня любила рассказывать истории из своей жизни, а Ниночка то и дело просила: «Баба Саня, расскажи случай». И сама она со временем стала отличной рассказчицей, унаследовав это свойство от бабушки с дедушкой и родителей.