Работала я в 1935 г. в Центральном универмаге, получала 55 рублей. 15–20 % за баланс ежемесячно плюс 1 рубль на питание в день (дотация в столовой) и 25 % скидка на товары на сумму 1500 рублей в квартал. Одевалась я очень хорошо. У меня была шуба, пальто бостоновое с котиковым воротником, много хороших костюмов, платьев, кофты шерстяные. Всё это можно было купить недорого. Выбор большой.
Мы жили с Нюшей у Зубковых. Нам было хорошо, и ухажер под боком, как говорят в народе. Мы с Юрой продолжали дружить. В 1936 г. он должен закончить институт. К нам часто приходили Клава и Миша Зубковы, Коля Кабанов: Коля, брат, ухаживал за Клавой, а Миша – за Наденькой. Жить было весело. В воскресенье у нас всегда гости: крестная, Павел Петрович, Ваня, Соня, иногда приходили из Мякинина Николай Петрович, брат Павла Петровича, с Фаней и, конечно, Юра. И часто приглашали Александру Семеновну. Ходили на Москву-реку, в лес гулять. Особенно было весело 18 августа в день авиации – праздник в Тушине. Ходили пешком в Строгино, иногда пешком в Тушино. Мы с Юрой часто ходили в кино в Москве в Центральный кинотеатр «Москва», «Уран», «Метрополь» и т. д. Бывали и в театрах: в Большом, Малом, театре Красной Армии, ходили на концерты. Возможность была, очередей не было, и цены недорогие. Мне уже казалось, что у Юры отношение ко мне серьезное, и однажды мы ехали в поезде, освещение – свечи, мы сидели, разговаривали, он мне сказал, что он меня очень любит и намерен сделать предложение.
Нюша всё знала: я всё рассказывала, она одобряла, Юра нравился. Но всегда была очень грустная, она говорила: «Вот ты, Верочка, и Наденька выйдете замуж, а я опять одна с Женей». Нюша уже работала в гастрономе в Покровском-Стрешневе. Я всегда ей говорила: «Мы будем жить с тобой вместе. Я никуда не пойду. У Зубковых семья большая. Мать – Александра Семеновна, отец – Георгий Николаевич, и брат Ваня». Жить в семье я очень не хотела. В конце 1935 г. зимой Нюша заболела ангиной с очень высокой температурой. Было это на работе, ее отправили в больницу. Там признали дифтерит, положили в больницу и отстригли чудесные белокурые волосы, кудрявые, а через 3–4 дня не подтвердился дифтерит, самая простая ангина. Нюша очень плакала.
В 1936 г. на Масленицу в конце февраля у нас в гостях были Павел Петрович и крестная. Нюша пекла блины в русской печке и всё приговаривала: «Ешьте, мои дорогие зятья». Юра тоже был у нас в гостях. Юра до сих пор вспоминает, какой он был пьяный, очень много выпили водки (1 л) с Павлом Петровичем.
Всё было хорошо. Я продолжала лечиться в тубдиспансере.
Осталась Женя, ей было 9 лет, она училась во 2 классе. Хоронить мы ее не взяли, Женя была слабая девочка. Она всё время спрашивала: «А где моя мама?» Мы говорили: «В больнице». Но разве можно всё время врать? В 9 дней мы ей сказали правду. Эта трагедия осталась на всю жизнь в памяти. Я вечно ее помню, никогда не забуду. 20 дней мы отмечали у нас в Павшине, были все свои, к нам приезжала тетя Анюта, мамина сестра. Только она осталась жива, тетя Катя умерла, в Поповкине тоже все умерли. Мы очень были довольны, рады тете Анюте, сколько было разговоров. Она у нас была 2–3 дня. Очень было трудно жить без Нюши, она была очень хорошая.
Женя очень часто вспоминала свою маму, без слез невозможно было жить ни одного дня. Крестная и Павел Петрович решили Женю удочерить, и с осени она будет жить и учиться в Москве. Здоровье у Жени неважное, часто болела, и мне было очень трудно. Врачи посоветовали Женю отправить в Лесную школу месяца на 2–3. Путевку в Лесную школу достала я в Мосторге. Купила ей всё новое: 2–3 платья, пальто, туфельки. Я ее отвозила в школу. Не помню, где точно она находится, где-то под Москвой. Мы с Колей, братом, ездили ее навещать. Женя хорошо там поправилась и в сентябре пошла учиться в 3-й класс.