Мир и война в жизни нашей семьи

И так наступил 1930 год. Нам становилось труднее и труднее, совсем уже невозможно жить, всё у нас забрали. В конце марта пришли, арестовали Ваню и увезли в слободу. Мы с Лизой в ужасном состоянии. Никакой связи с нашими нет. Они живут в Москве. Крестная живет в Москве, у нее всё хорошо, их семью не трогали. Через дней 10 после ареста Вани ночью стук в дверь. Открываю, вся трясусь. Милиция и наши соседи – Стешуха и ее муж и еще двое. Нам сказали: «Срок для сбора вещей – 2 часа». Мы должны уехать в Казахстан на постоянное поселение. Я не знала, что мне делать. Мне было 15 лет, Лизе – 29, она плохо соображала. Я все спрашивала, что мне брать. Мне сказали, будет одна лошадь, т. е. сосед согласился дать свою лошадь. Главное, я взяла несколько мешков ржаной муки, мы как раз только смололи, картошки, капусты и, конечно, одежду на себя, Лизу и Ваню. Было у нас спрятано несколько маминых отрезов, платки летние и теплые. Всё погрузили, нас посадили в сани и повезли в Волоколамск. Несмотря на очень раннее утро, я помню, всё Рахманово вышло нас провожать. Все женщины плакали, кричали: «Что вы делаете?» Особенно причитала тетя Настя (Катина свекровь): «За что, за что?» Милиция безобразно ругалась, а тетю Настю ударили по лицу кнутом. Мы с Лизой рыдали. Как трудно было расставаться с родным домом! Привезли нас в Волоколамск на станцию, свалили наши вещи, на улице было холодно. Кроме нас там оказалось очень много народа из слободы, Валуек, Новлянского и т. д. И богатых я не встречала. Все больше просто середняки, работали сами в своем хозяйстве. Приехали мы рано утром, а к вечеру привели к нам Ваню. Я так была рада, что Ваня с нами. Вечером нас стали грузить в товарные вагоны, холодные, грязные, все имущество тоже бросали в вагон, много осталось вещей на улице, спросить ничего нельзя, страшная ругань и плетки. Я помню, когда нас погрузили в вагон, мы заняли место около окошка (просто дырка). Я хотела посмотреть, нет ли кого знакомых, в меня ткнули штыком винтовки прямо чуть не в глаз. Ночью поезд тронулся в путь. Мы не знали, куда нас везут.

Запомнились такие стихи:

Расскажу я вам, как сажали нас / Ночью в грязный товарный вагон,
И потом везли, дверь на заперти, / Чтоб дорожки домой не найти.
И потом, друзья, можно в сутки раз / Под штыком сходить за водой.
Принесли воды и давай делить. / Дети тут же кричат: «Мама, пить!»
И один стакан доставался нам, / В сутки раз во рту промочить.
И так шли деньки, / Путь далекий был,
Путь нежданный наш / Шел всё вперед.
В воскресенье, как раз / В самый светлый день,
Мы приехали к месту своему. / Привезли в Туркстепь,
Степь широкую. / Только пылью здесь хоть подавись.
Власть советская этим славилась, / И врагов своих всех заморит.

Привезли рано утром. Поезд остановился в степи. Помню, был высокий откос. Команда: «Быстро выгружайтесь!» Все думали, повезут еще куда-нибудь в населенное место. Сказали: «Нет! Устраивайтесь, как можете». Все плакали, очень много старых и пожилых людей заболели, никакой помощи. Верная смерть. Кругом степь: ни деревца, ни кусточка, воды тоже нет. Очень далеко ходили за водой. Помню, что за целый день можно сходить только два раза. Нет никаких человеческих условий. У всех почти были брезенты, сделали палатки. Есть совсем нечего. Из муки делали болтушку, и это была пища.

Какой выход? Бежать, как можно скорее! Вопрос был продуман и решен так. Я и Маруся Мошечкина бежим вместе с семьей Чумодиных; Лиза и еще Лиза Мошечкина – с Пузановыми. Костя и Ваня вдвоем, когда нас отправят. Бежать сразу всем не надо. Может, кому-нибудь повезет добраться до дома. Это был кошмар. Стоял май. Днем очень жарко, ночью темно и холодно. Шли мы только ночью, днем боялись идти, очень многих ловили и отправляли обратно в степь на поселение. Кругом песок. Идти было трудно: по колени песок. По дорогам не шли, опасно. В степи такой вой, как будто бы очень много собак и вот-вот тебя догонят и разорвут. Дошли до какой-то станции, не помню, билеты нам не давали. Плакали и умоляли женщину взять нам билеты, за это дали ей платок, и так раза два от станции до станции. В Семипалатинске (денег у нас не было) пришлось продать материал (сарпинку), платки и купили билет до Москвы, но ни сидеть, ни лежать нельзя, мы ехали почти всё время лежа под лавочкой. Только ночью сидели на полке. Еды было мало, нас жалели и давали нам есть, кто что мог.