Мир, которого не стало

Однако библиотека Общества просвещения евреев произвела на меня не меньшее впечатление. В общем и целом она насчитывала порядка 6000 томов; и хотя значительную их часть составляли книги по иудаизму, но в большинстве своем это были очень старые книги. Помню, когда я зашел и попросил в этой библиотеке книгу Шрадера{620} «Клинопись и Ветхий Завет» (Schrader, Die Keilinschriften und das Alte Testament), мне выдали первое издание книги, вышедшее в… 1872 году. Я сообщил библиотекарю, что меня и в самом деле интересует история Древнего Востока, но по новым книгам, а не по старым, и к тому же меня интересует третье издание, которое значительно отличается от первого: книгу, которую он мне выдал, саму по себе можно отнести к разряду древностей… Ответил он мне на это довольно-таки нелюбезно. Тем не менее я нашел в этой библиотеке несколько весьма полезных книг, обеспечивших меня научной работой почти на все лето: последние издания книг Вельхаузена «Введение в историю Израиля» (Prolegomena) и «История Израиля и Иудеи» (Israelitische und judische Geschichte), книгу Ройса{621} «История священных книг Ветхого Завета» (Reuss, Geschichte der heiligen Schriften des Alten Testaments), вышедшую в 1881 году, и комментарии Новака{622} к малым пророкам. Мы приобрели также многотомник – еврейское научное толкование Танаха, изданный Кахане{623}. Все эти книги дали нам богатый материал для споров и обсуждений. Во время работы над переводом и предисловием, которое должно было стать преамбулой для повествования о профетической литературе, мы много и плодотворно беседовали.

Примерно в конце месяца сиван мы закончили перевод Амоса и я закончил предисловие. Элиэзер сказал, что он собирается показать перевод одному специалисту, чтобы тот высказал о нем свое мнение. Он хотел, чтобы перевод посмотрел Рав Цаир (р. Хаим Черновиц{624}), который был главой одесской йешивы. Элиэзеру казалось, что это один из тех мудрецов, чье «сердце открыто для нужд народа».

В один прекрасный день мы зашли в библиотеку йешивы, попросившись взглянуть на книги, и обнаружили рабби Черновица, который стоял у полки и читал книгу, а неподалеку, возле одного из столов, стоял молодой человек лет двадцати и штудировал Талмуд. Вдруг Элиэзер сказал мне: «Давай обратимся с вопросом не к ребе, а к его ученику. Этот юноша кажется мне более симпатичным; похоже, что он поймет нас лучше, чем учитель…» Звали юношу Йехошуа Гутман{625}. Элиэзер договорился с ним, что он придет к нам и посмотрит перевод. На следующий день он пришел к нам в указанное время. Мы прочитали ему перевод и даже, кажется, предисловие. Ему очень понравилось, хотя он выразил – в очень осторожной форме – сомнение в успехе предприятия. Потом Элиэзер прочитал перевод еще нескольким учителям – и обратился к тому самому виленскому издателю, который в свое время согласился финансировать эту затею. Мы решили, что будем продолжать работу над переводом, только подписав соглашение с издателем о гарантированном выходе книги в свет. Никаких гарантий мы не получили, и рукопись осталась лежать в ящике моего стола, где и пребывает до сей поры.

Остальные мои планы также не увенчались успехом. У Гутмана я свел знакомство с несколькими молодыми писателями, среди которых были Натан Гринблат (Горен){626} и М.-Э. Зернинский (Зак){627}, работавшие в то время над вторым выпуском альманаха «Таль» («Роса»){628}. Натан Гринблат обратился ко мне как-то раз с вопросом-предложением: «У меня такое впечатление – судя по стилю твоей речи, – что ты грешил изящной словесностью, а возможно, и до сих пор продолжаешь грешить. Не дашь ли нам вкусить плоды твоих грехов?» Я согласился и вскоре передал ему рассказ под названием «Зимней ночью» (из жизни Шимона Гринберга). Через какое-то время Натан Гринблат попросил разрешения «подредактировать рассказ или даже переработать его для последующей публикации». Однако я был против того, чтобы в текст вносились какие бы то ни было изменения. Я сказал ему: «Ни за что не соглашусь на переработку текста; боюсь, что это для него смерти подобно», – и попросил его вернуть мне рукопись.