Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

Дальше Энди объясняет слишком подробно, что для фанатов стирается граница между… Ага, граница. Рой начинает размышлять: «Какого черта»? Вопрос емкий и вмещает слишком много категорий этого самого «какого черта». Какого черта граница между ним и Энди состоит из пары подлокотников именно в тот момент, когда он, наконец, дождался парня и может теперь делать с ним все, что захочет. «Что захочет» гораздо обширнее, чем само приличие этого хотения. Да, он может делать с ним все, что захочет, потому что может это делать, но… Не делает, что хочет, потому что не может этого делать. В данный момент. Энди как-то не совсем случайно жмется к нему коленом, но «какого черта» граница из подлокотников предполагает нейтральную полосу? Какого черта эта пресс-долбанная конференция случилась именно тогда, когда Маккене плевать на границы? Он хочет делать все, что хочет, но полоса проклятого отчуждения заставляет его не делать ничего, и он может продолжать хотеть даже больше, чем ему влезет. Дальше Рой размышляет на тему, какого черта Энди так красив, что он сам — почти девочка-фанатка. Проклятая неразбериха в полах. Маккена понимал, что сейчас он течет от самой макушки, как эти самые особы почти также, с той только разницей, что у него не намокают трусы. Теперь он точно знает, что именно будет делать с Энди, надо только встать, послать всех… кого куда, и трахнуть его прямо на сцене. К тому же, он уже проделал это мысленно.

Маккена взглянул на Стива. Улыбается, зараза. Точно знает, лисица, что у него в голове. Наверное, Шон уже определил, что у Роя отключился гипофиз, потому, как нет никакого контроля за количеством гормонов, а они все валятся и валятся пачками. Господи, Энди! Как ты можешь что-то там говорить, когда у него самого «какого черта»? И кроме того…

— Рой, — голос ведущего, как скрип гвоздя по стеклу. — Вы согласны с тем, что сказал Энди?

А что сказал Энди? Какого черта?

— Воздержусь и оставлю это на его совести.

Может, сработает? У Роя тестостероновые пробки в ушах. Он ничего не слышал. Только себя.

— То есть вы так не считаете, и вам было легко с Энди всегда?

— Почему было? Мне и сейчас с ним легко. Трудно — это когда ищешь причины отказаться от чего-то. Если действительно чего-то очень хочешь, трудности не имеют значения…

Глоток бульона. Материнское молоко, с которым Энди дал ему жизнь. Глоток абсолютного счастья, когда все потеряно, и жизнь проиграна. Наивысшее счастье. Голое. Прозрачное. Лишенное примесей. Наверное, так приходит смерть, когда душа становится легкой-легкой. Рой испытывал разные категории счастья, но это… Оно было один раз. Только один раз. Мгновения, которые остались навсегда.

Сил не было. Ныло раздробленное колено, и тело превратилось в тянущий вниз камень. Рой хотел моргнуть, но не смог открыть глаза. Он слышал, как Энди сбежал по лестнице. Легкие веселые шаги. Усталость выбралась из укрытия, чтобы накинуть на измученное тело сонную органзу′. Он не совсем уверен, но, кажется, так ловят и крадут нимф. Это не может быть адом. Это не может быть раем. Это другой мир. Двенадцать измерений, как в зазеркалье. Мир, в котором каждая клетка, каждый волос обостренно чувствует вину, которую за что-то окружают прощением. Это мир, в котором каждое клеточное ядро, захлебнувшееся в этой вине, кто-то бережно наполняет любовью.

Сквозь сон Рой ощущал, как Энди гладит его по волосам. Пальцы едва касались кожи, и сквозь нее проливалось тепло. И слова. Тихие. Нерешительные. «Ты поправишься… Обязательно поправишься… Я обещаю… Я мечтал о тебе все эти годы… Я выжил, потому что думал о тебе…» Рой слышал, но не верил. Это слишком. Этого не может быть. Он бредит, заменяя реальность нереальностью. Так не бывает. Так не может быть. Пусть не может, но ему нравится. Нравится на минутку оказаться там, где не может быть. Первый раз за все время он заснул спокойно. Легкая пушинка, которая, покачиваясь, опускается в теплую ласкающую глубину. Выше остался уровень сознания, подсознания, неосознанного. Сто восемь ступеней вниз, только и они остались далеко позади. Ни сновидений, ни ощущений, ничего. Вакуум.