Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

Прошло не больше пары минут, и Энди вдруг понял, что все его обиды — сущая ерунда. Рой все равно получит то, что хочет. И он сам получит, потому что хочет, чтобы Маккена получил это. Пусть мир захлебнется, осуждая его. Это его счастье, и он не откажется от него никогда. Пить утром кофе, когда в одной чашке черный и несладкий, а в другой и не кофе вовсе, потому что с молоком и сахаром. Ставить на стол пиццу, где на одной половинке сыр с плесенью, а на другой и не сыр вовсе, потому что без нее. Завязывать Рою галстук, потому что тот так и не научился, и всякий раз злится, ссорится с Энди и пытается сделать это сам. Безуспешно. Возвращаться с гастролей и понимать, что ночи Маккены не были одинокими, потому что подушка пахнет Стивом. Оставаться у Стива, зная, что Рой не ревнует… Нет, не зная, потому что Рой все равно ревнует, а после улыбаться в одиночку, засыпая, потому что самому ревновать не получится, даже, если очень постараться. Идеальные отношения, потому что самое ценное в них именно люди. И люди такие, как они есть. Все может быть совершенным и безупречным, и… скучным, потому что позволяет создать подобие. Изюмину дает неповторимость, неподражаемость, если хотите, шероховатость. Конечно, шероховатость Роя иногда натирает, но это дает возможность помнить, что она существует. Пусть он остается таким, как есть, потому что иначе Рой перестанет быть Роем…

Энди вдруг вспомнил про подарок, что привез Маккене. Вспомнил и улыбнулся. Он классный. Парень специально летал за ним в Испанию. Ни больше, ни меньше, просто взял и слетал. Художник, буквально пленивший Роя своим ви′дением мира… Господи, с тех пор прошла не одна тысяча лет, а Энди до сих пор помнит, как впервые встретил его. Выставка, на которой дощатый причал и чайки… Он приходил почти каждый день и подолгу рассматривал фотографии, но, подойдя к «причалу», останавливался и замирал, глядя на полотно. Энди тоже подолгу смотрел. На человека. Парню было приятно. Ему тоже нравилась эта фотография. Он даже почувствовал внутри себя гордость. Рой прекрасный фотограф, но и он причастен. Это и его причал. И его чайки.

Наверное, Энди бы забыл о посетителе, если бы Рой неожиданно не сказал:

— Он художник.

— Почему ты так решил? — удивился парень.

— Потому что он смотрит на чужой мир жадными глазами творца.

Энди словно знал, что эта фраза потребуется, поэтому и не стал убирать ее на чердак пыльной памяти. Он посмотрел на посетителя еще раз и увидел то, о чем говорил Маккена. Такой же взгляд бывал и у Роя, и парень улыбнулся.

Жизнь перелистала книгу времени и теперь задержалась, рассматривая иллюстрации новой выставки. Черно-белое ню. Маккена любил и восхищался человеческим телом. Боготворил его. Ему было подвластно видеть его разные ипостаси. Вот страсть. Вот гордость. Вот изящество. Вот совершенство. Рой работал жадно. Он точно знал, что хотел от каждой модели. Энди был счастлив. По-настоящему. Первый раз за последние три года. Только сейчас, после работ Маккены он смог вновь взглянуть на обнаженное мужское тело и увидеть в нем красоту. Вновь увидеть. Рой заражал. Он словно сорвался с цепи и теперь пожирал жизнь. Он заглатывал ее кусками словно хищник, рвущий плоть со своей жертвы. Воздух вокруг него стал упругим и пронизался флюидами. Но самой вожделенной пищей для него оставался Энди. Тело, которое можно разминать, разогревать, а после… В общем, фотографировать, едва лавируя между трясками от творческого перевозбуждения. Парень вновь был желанен, обласкан и зацелован. Маккена снимал его везде, и мальчишке не так уж часто удавалось добраться до одежды, чтобы по дороге не подвергнуться очередному, скажем так, творческому вдохновению Роя. Маккена был безумен. Из него, как из бутылки взболтанного шампанского вышибло пробку, и энергия шумной пеной заливала все вокруг. Рой сотрясал пространства, и ударная волна сбила даже Стива. Шон обожал черно-белое ню и не успел ничего понять, а Рой уже снимал и его. Потом целовал, хулиганил и снова снимал. Фотографии истекали любовью, массажным маслом и сексуальной энергией. Кастинг моделей ошеломлял, город кишел растяжками и рекламными плакатами, продюсеры едва поспевали перелопатить тонны дел.

Выставка только-только открылась, а Маккена уже получил несколько серьезных предложений.

— Началось, — лукаво зашел по кругу Энди. — Неужели ты не хочешь посмотреть, что там происходит? Интересно же.

— Не интересно, потому что все, что там происходит, происходит по плану.

— По плану? — не понял парень. — Какому плану?

— Я дал миру то, что он теперь может какое-то время пережевывать, облизывать, обсасывать и даже срыгивать. Поскольку он стар и консервативен, думаю, шамкать будет долго. Подавится пару раз, замучается отрыжкой и газами. Дальше поднимется пыль и вой. Меня опять сочтут извращенцем…

— Ну, они не сильно ошибутся, — успел вставить Энди.

— Репортеры и критики заработают деньги и рейтинги, а я… я смогу… я смогу любить тебя…