Мир, который без меня. (Альтернативный гей-роман).Книга 3.

Он выдохнул и почти запнулся. Слово далось с трудом и, поскольку он произносил его редко, слышалось особенно объемно, словно обволакивало каждый звук. И он любил. Любил, как только мог. Целиком, частями, глубоко, поверхностно, проникая, впитывая, сливаясь, отделяясь. Он брал, отдавал, отдавался. Все, что только имел. Так, как только мог. Возрождал, уничтожал, поднимал, опускал. Мир, ню, пределы, законы… ничего не существовало, потому что он любил.

— Помнишь парня? — после спросил Энди, ставя перед Роем чашку с кофе.

— А должен? — Маккене не хотелось никого помнить.

Гормоны еще бешено носились по крови, позабыв, где должны причалить.

— Ты еще сказал тогда, что он художник…

— Я сказал, что он художник тогда. Ага. Когда?

— Ну, такой высокий, красивый, испанец.

— Высокий, красивый испанец? На нем это было написано?

— Он так долго стоял напротив чаек. Ты не мог его забыть. Он приходил на все твои выставки. Помнишь?

— Мало ли кто приходил на все мои выставки. Там каждый второй не только высокий, еще и красивый и, к тому же, испанец. А что ты так переживаешь? Ты с ним хотел переспать, а он тебе не дал?

— Я не просил. Рой, ты действительно не помнишь или прикидываешься?

— Понимаешь, какая штука? Если бы он был маленьким, страшненьким и не испанцем, я бы точно запомнил, но вот высокого красивого испанца не припомню. Ты же знаешь, я таких не замечаю.

— Ну, типа, да. Жаль, — разочарованно выдохнул Энди. — Мне казалось, ты не мог…

— Я мог, но я его помню, — улыбнулся Маккена. — Мне нравится позлить тебя. Ты становишься таким милым…

— Да, ну тебя! — обиженно отмахнулся парень.

— Так что там с художником? Почему ты спрашиваешь?

— Он подошел ко мне сегодня перед выставкой и спросил, где может тебя найти…

— Меня, в принципе, найти нельзя. Я невидим, бесшумен и прозрачен. Я сплошное вожделение.

— Не льсти себе, вожделение. Ты весьма увесист, особенно, когда наваливаешься сверху…

— Ты нагло врешь! Проверим?

— Рой!

— Ладно, уж. Не бойся. Так что там с художником? Ты дал ему шанс найти меня?

— Он хотел показать тебе что-то.

— Боги! Надеюсь, это не то, о чем я думаю…

— А ты вообще способен хоть о чем-то кроме этого думать?

— Разумеется. Я вот думаю согласиться на вторую чашечку кофе.

— Так ты встретишься с ним? Соглашайся, иначе пойдешь делать вторую чашечку кофе сам.

— Она получится препоганая. Энди, ты так и остался кусочком дерьма и, чувствую я, это уже навсегда. Манипулятор мелкий! Шантажист…

— Ну, же!

— Да. Согласен я на что угодно! Кофе дай.

Маккена был поражен. Он никогда не был ценителем живописи, но испанец низринул твердыню его убеждений. Рой словно стоял в дверях, приоткрывшихся в прекрасный мир. Берилловое море со сладостью растворенного солнца, исходящие запахом меда цветы, тонущий в сметаной неге берег. «Должно быть, он рисует свое имя» — отчего-то подумал Маккена. Диего Мендес (2). Оно такое… похоже на лунный камень в переливах целомудренно-голубого и незрелого желтого, с оттенками свежего, только что собранного нектара и звучанием приглушенных колокольчиков. В таком мире должны жить ангелы, и Рой увидел их на следующих картинах. Определенно, Мендес знал этих существ, так уверенно и спокойно были прописаны их лица. Не мужчины, не женщины, но если все же смотреть на них, как на мужчин, они необыкновенно красивы, как мужчины. Однако, если смотреть на них, как на женщин, они прекрасны, как женщины.

Диего терпеливо ждал, пока Маккена рассматривал альбом с репродукциями, но после растерялся, когда Рой уставился на него, всем видом давая понять, что тот должен что-то сказать. Мендес надеялся на отклик и просто не ожидал… Нет, тогда он еще не знал, что Рой — это Рой.

— Я даже не знаю, что сказать, — замялся он, пытаясь пристроить хоть куда-то ставшие вдруг неприкаянными руки.

— Где это можно увидеть живьем? — спросил Маккена так, словно они болтали об этом уже пару-тройку часов.

— Выставка прошла в нескольких европейских городах, — начал почти оправдываться Диего. — Я надеялся организовать ее здесь.

Рой пропустил объяснение, еще раз перелистывая альбом.

— Почему ангелы? В мире гораздо больше страдания. Этот мир скорее для демонов.

— После вашего падшего ангела… как вы сделали это?

Маккена ответил не сразу. Ему требовалось время, чтобы выстроить слова, как-то внезапно смешавшиеся колтуном. Так было всегда, когда речь заходила об этой выставке. Падение ангела… Падение Энди… Маккену обдавало холодным потом, когда…

— Вы когда-нибудь видели, как падают ангелы?

Мендес неуверенно покачал головой.