Жизнь идет. Вселенные сталкиваются, взрываются, распадаются. Возникает хаос и вакуум. Потом возрождаются из ничего и… Это понятно. Это естественно. Это знакомо. То, что сейчас происходило у Роя внутри, было непонятно, неестественно, незнакомо. Он вдруг понял, что состоит из клеток, нейронов, протонов и чего-то еще, потому что все это дребезжало в нем, двигалось, ощущалось. Он чувствовал Энди каждой, самой последней микроскопической частицей, каждым пространством между этими частицами, и клеточная память записывала то, что с ним происходило. Энди думал за двоих, потому что Рой не думал. Не мог. Не хотел думать. Он хотел умереть, чтобы это стало последним, что с ним было. Он хотел жить, потому что это будет тем, что он не отдаст никому. Это всегда будет принадлежать ему, и только ему.
Вот оно биение родного сердца, запах теплой сонной кожи. Внутри окружности рук. Рой боялся уснуть, боялся закрыть глаза. Он просто смотрел, как спит Энди. Просто вдыхал его запах и осторожно целовал рассыпавшиеся по подушке волосы. Время. Несется, как бешеная лошадь, и на ней нет удил, чтобы осадить. Нет седла, чтобы не слететь. Оно несется все дальше и дальше от прошлого, и начинаешь понимать, что промахнулся. Не успел, не смог, не зацепил то самое дорогое, что было, и теперь можешь лишь смотреть, оглянувшись, как оно удаляется, становясь призрачным.
Энди проснулся. Вот и все. Хорошо, что Роя нет. Так проще. Время. Такая волшебная вещь. Пусть несется бешеной лошадью. Пусть то, что так болит внутри, удаляется, становясь призрачным.
Молчаливая дорога домой. Они не разговаривают. То, что между ними произошло, только все усложнило. Дверь, закрытая с обеих сторон, и теперь нельзя войти, не открыв двумя ключами сразу. Думать тоже не получается, потому что нельзя одновременно думать и чувствовать, а каждый из них сейчас именно чувствует.
Рой остановил машину и выключил зажигание. В темноте дом кажется чужой бесформенной глыбой. Она лежит здесь потому, что про нее просто забыли. Кругом развешена безысходная ночь. В нее нет входа. Из нее нет выхода. Она просто висит, потому что так положено. Это не тишина. Это молчание, и в нем все сложно и спутано.
— Останься, прошу тебя, — Рой не верит тому, что говорит. — Выбери меня.
— Не могу.
— Почему, Энди?
— Потому, что не могу.
— Этот дом твой. По праву. Ты всегда говорил, что мечтал об этом. Не уходи. Ты теперь обеспеченный человек. Прими другую жизнь, и я обещаю, что исчезну из нее.
— Все слишком сложно. Этот дом погибнет без тебя. Не могу, Рой. Нет.
Опять виснет тишина. Ее так много, что она давит. Маккена достает ключи, протягивая парню на ладони.
— Что это?
— Я не пойду. Не смогу видеть, как за тобой закроется дверь.
Они говорят короткими фразами. Фразы — как выстрелы в тишине, и от этого только больнее.
— И еще вот это.
Рой протягивает пластиковую карточку.
— Зачем?
— Ты, конечно, можешь делать то, что сочтешь нужным. Я все равно никогда не узнаю об этом, но так я хотя бы смогу надеяться, что ты не… Это огромные деньги, Энди. Они изменят все. Ты хотел возместить мне… Я тоже хочу. Твою жизнь окупить нельзя, но это хоть самая малая часть. Возьми. Они твои.
— Но я разбил твою аппаратуру. Я не мог… Я хотел вернуть тебе…
— Она не пострадала, — Рой опустил голову еще ниже.
Более страшных слов он еще никогда не произносил. Это хуже приговора о смерти, хуже самой смерти. Это приговор всей жизни.
— Но как же… я видел…
— Не пострадала ни одна камера…
А вот это приговор о пожизненном наказании.
— Это твои деньги. Я не могу изменить прошлого, но, может быть, я хоть немного изменю будущее.
Энди нелепо сжал в ладони карточку. Кусок пластика, но в нем крах его жизни, все его муки, вся его надежда. Просто кусок пластика с какой-то веселой картинкой, под которой…
Маккена топтался на месте. Он не мог больше оставаться. Не мог сесть и уехать.
— Останься, Энди, — взмолился Рой, судорожно сжимая плечи парня.
— Не могу. Прости. Еще больше не могу, чем вчера.
Рой оторвался от губ мальчишки, облизнулся, словно не хотел потерять даже микронную долю поцелуя, взглянул на Энди, а после отвернулся и быстро сел в машину. Взревел мотор. Машина бешено вырулила на шоссе и, сжигая резину, рванула с места.
Вот и все. Жернова. Древние каменные круги, что только что растерли жизнь в прах. Осталось только ветру подхватить муку и рассеять под ноги веселому миру. Энди почувствовал холод. Он нападал порывами, сковывая сначала кожу, потом мышцы, кости, лимфу, кровь. Они отмирали по очереди, и только сердце бешено старалось выжить. Оно, как подстреленная птица, неистово работало клапанами-лапками, стараясь не дать замерзнуть той полынье, в которой еще могло двигаться.
Утро. Так показывают часы, но на самом деле — ночь. Глубокая, безлюдная и темная. Машина бесшумно подъехала к студии. Рой выключил двигатель и посмотрел на дом. Ему нужно время. Нужно собраться с мыслями
— Я поеду с тобой, — порывисто сказал Стив и начал собираться.
— Не надо.
— Рой, я не хочу, чтобы ты был один.
— Я и так один.
— Ты не спал уже двое суток. Как ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?