Энди лег. Ныли ноги, тянуло спину, и что-то судорожно нагревалось в голове. Надо завтра же поехать к Джен. Что-то надломилось, и ее теперь тоже не хватает. Она все чаще уходит в себя, превращаясь в улитку, и чтобы вытащить ее, выковырять остается только разбить домик. Западного ветра еще нет, но что-то выдувает из жизни крупицу за крупицей, превращает в шершавый корявый песчаник. И Тиу не хватает с атласными лентами ее мелодий. Энди вспоминал все чаще прикосновение этих звуков, когда, закрывая глаза, чувствовал, как они касаются нежностью его души. Парню навязчиво казалось, что кто-то неотступно следует по пятам, не отводя ни на секунду немигающего взгляда. Рой тоже болел в нем. Такое странное ощущение, словно при малейшем движении колеблется длинный тонкий волосок, грубо воткнутый в матричную клетку души.
Уснуть не удавалось. Усталость столь сильна, что мешает. Сжата кожа, сжаты кости, сжаты даже мысли. Выпить. Пока еще помогает, а что дальше — не важно. Джим Бим. Вкус Роя. Его терпкость и крепость. Глоток падает в пустоту желудка, и парень ощущает, как он, подобно спускающемуся в шахту лифту, проходит по пищеводу. Второй идет по проторенному пути, цепляя выступы усталости. Третий тянет мысли, разделяя на параллельные нити. Этого мало. Нужно еще. Рой потому и пьет, что этого мало. Энди пьет тоже потому, что мало. Спустя несколько мгновений становится проще… становится легче… становится безразличнее… Что там жизнь? Что потери в ней? Что победы? Какая разница! Жидкие углеводы воровато просачиваются в кровь, разжижают, успокаивают, разнося по всем уголкам организма "плевать на все" … "вынесет куда-нибудь, а не вынесет — по фигу" … "fuck you very much"…
Давно не был в степи. Завтра пойду поговорить с ней, и пусть весь мир ждет. Он так стар, что пара часов не сделает его древнее. А Капли Дождя зря волнуется. Духи молчат, и ветров не слышно. И, вообще, ничего не слышно, кроме ударов заевшего сердца. Странно, оно тоже старо, как этот мир. Его, словно кто-то забыл, и оно продолжает колебания, еще надеясь чего-то дождаться. Наивное сердце. Все еще пытается выполоскать окровавленные тряпки в реке времени…
Энди вздрогнул от… Он кожей чувствовал взгляд. Шершавый и сухой, как кошачий язык.
— Дав?
— Не спал всю ночь, — Смит так же сухо и шершаво улыбнулся. — Думал о тебе.
— Рад, что тебе было, чем заняться.
— Я до сих пор чувствую…
— Рад, что тебе есть, чем заняться.
— Энди…
— Дав, сейчас не могу. Вечером обращайся.
— Я не о том. Чарли просил тебя дождаться его.
— Тогда пусть поторопится. Мне тоже есть, чем заняться. Вас тут кучи, а я один.
— Думаю, твое будущее зависит от него…
— Мое будущее зависит от меня! И мне кажется, ты постараешься, чтобы так оно и было.
— Черт с тобой!
— Я уже говорил, Дав. Со мной. Со мной.
Энди был не в настроении, но упорно пил кофе, хотя он и не лез уже. Господин Браун не заставил себя ждать и подсел за столик парня.
— Доброе утро.
— Утро добрым будет вечером, — буркнул мальчишка.
— Ты мне нравишься. Есть в тебе стержень. И злость есть. Такие многого добиваются. Но это так, сентименты. Теперь о деле. Хочу вывести тебя на сцену. Дав говорит, ты отлично обращаешься с шестом…
Энди усмехнулся. С каким именно?
— Я хочу посмотреть, что ты можешь и, если это приемлемо, подумаем, что с этим делать. Давай готовься и дай мне знать.
— Я готов.
— Отлично. Такой расклад мне нравится.
Энди делал что-то на шесте, танцевал на сцене, а Чарльз смотрел. Пристально, наклонив голову, словно высчитывал в голове сложную математическую формулу, и от этого парень чувствовал себя не в своей шкуре. Наверное, прошел час или что-то около того, но Браун так ничего и не сказал. В конце концов, Энди не выдержал.
— Чарльз, либо скажи «да», либо я пошел!
— Кто тебя учил? — вопросом ответил арт-директор.
— Господин Ким, — недоуменно протянул Энди.
— Кима я вижу, но есть еще кто-то. Весьма необычная техника. Давай посмотрим, что еще ты можешь.
— В смысле?
И тут Браун оживился. Он вскочил на сцену и крикнул куда-то в зал:
— Дай Фиону «Give it to me right»!