Мир – Магия

… И у него всегда был один неизменный и, кажется, бессмертный, хозяин – Нердан Йорман, магистр, основатель Службы, ректор Альстендорфского университета и убийца последнего безумного короля.

Маг, с которым я планирую покончить раз и навсегда.

Синевато-фиолетово-серый снег мелкими, словно крупа, хлопьями валил с усыпанного яркими звездами, чистого ночного неба, наполняя безразличную, холодную, безжизненную, будто навсегда застывшую пустоту раскинувшихся вокруг горных долин и острых, рваных силуэтов громадных черных хребтов, странным, нехарактерным ощущением изменяющегося, текучего времени. Руни сделала пару шагов, кое-где собравшийся в небольшие, пушистые сугробики снег на узкой ветвистой тропинке неловко скрипнул под подошвами ее еще толком не разношенных ботинок, и остановилась. К горлу волнами подкатывала противная, тянущая тошнота. Она пришла сюда в надежде на облегчение, но сегодня эта умиротворенная неподвижность гор лишь раздражала и еще больше бередила тяжелые, пугающе-неприятные мысли.

Это была ее первая, самая первая зима, здесь, в известных лишь немногим живущим ныне людям труднодоступных горных долинах средь пронзающих безбрежное небо острых хребтов Ижгира. Первая зима: самая долгая и гнетуще-трудная, первая зима: время невообразимых, судьбоносных открытий.

Еле заметные следы, вереницей тянущиеся по обдуваемой ветром тропинке, медленно таяли в холодном, бледном, мертвом свете звезд. Руни невольно размышляла о том, что случилось несколько часов назад, и порой проглядывающее впереди мыслей осознание масштаба грядущих изменений заставляло желудок неприятно сжиматься, провоцируя новую волну душной паники. Она чувствовала, что мир не оставил ей выбора…

Кажется, это называлось «ситенарным сдвигом». Очередной, сухой, обезличенный научный термин, будто застывшая, прикрывающая непристойность правды театральная маска, тонкий слой мягкого снега на пушистом, еще помнящем яростное тепло жизни животном мехе… Руни, кажется, навсегда запомнила эти налитые кровью, болью, отчаянием, безумием глаза. Она не хотела такого для них, она не хотела такого ни для кого. Но такова оказалась обратная сторона ее магии, великого и редкого дара, служащего сколько жизни, столько и смерти.

«Те животные просто сошли с ума».

Именно это сказал ей учитель, когда она с растерянным, испуганным непониманием обернулась к нему. Он не скрывал, что знал заранее. Он не стал скрывать, что специально заставил ее сделать все самой. Не стал скрывать, что от этого нет избавления.

«Если ты приняла преимущества, приняла могущество и власть дарованного тебе оружия, асзентэ, то ты примешь и последствия».

И она приняла. Потому что продолжила колдовать. Не остановилась, даже зная, что последует. Возможно, последует – к тому времени на лесной полянке ведь уже не осталось живых животных.

«Твоя магия, асзентэ, магия вещей, вызывает постоянные смещения ситенарных структур магической параллели. Делает магию текучей, непостоянной, впуская чуждую ей изменчивость, от которую параллель в свою очередь тут же стремиться преобразовать. Это элементарно… И влияние такого стационарного сдвига распространяется не только на керты и ситенары аллоров, изменяя свойства известных, закрепленных заклинаний, но и на дуальную природу самих магов. Всех, кроме тебя и меня…»

Ее магия отравляет мир. Весь мир. Ее магия опасна. Она опасна. Опасна для всех.

Руни подняла голову и решительно оглядела раскинувшиеся перед ней темные горы.

Путь они станут ее недоступной, неприступной тюрьмой. Клеткой, из которой она не позволит себе выбраться. Никогда. Раз она не готова отказаться от магии, не готова отказаться от свободы, от себя, значит ей придется попрощаться с другим: придется попрощаться с миром.

Метель за окном тонула в кровавом зареве рассвета…

Да, это была всего лишь первая, самая первая зима. Наивное и светлое время, дни детских решений и пустого геройства, когда она еще верила в то, что творит добро, не замечая, как сладкое искушение магии уже проникает глубоко-глубоко в ее сердце и разум.