Его тело не меняется, потому что оно позабыло, что это значит, оно не ведает ни времени, ни магии. Ведь вместе с телом, навсегда застыла и его ситенара. Одним словом, учитель не способен взаимодействовать с магией, колдовать привычным, человеческим образом.
«Однако… Девочка, – он до сих пор иногда называл ее так, – ты ведь знаешь, что по сути своей магия вещей и, главное, маги вещей?»
Маги вещей способны подобно дороге с односторонним движением соединять две параллели в одном направлении. Их магия, как и любая другая, впускает в магическую составляющую свойство изменчивости, а получаемый в ответ иктумиальный потенциал проецирует на физическую составляющую, преобразуя ее. Однако эффект многократно усилен: со стороны параллели это вызывает устойчивые сдвиги, а со стороны реальности – действие магии на недуальных существ и предметы. А, главное, маги вещей при определенных условиях способны удержать эту связь. И если для обычных колдунов ситенарный сдвиг доставляет лишь вред, то для ее учителя, наоборот, он сродни пробуждению. Ее магия дарит ему потерянную гибкость и на мгновения восстанавливает возможность творить заклинания. Именно поэтому он всегда брал в ученики магов вещей.
«Когда-то таких как ты,
В давние времена среди магов Мары существовала теория, гласившая следующее: количество магов вещей определяется исключительно имтариальным потенциалом118
, вносимым магами в параллель.То есть грубо говоря, чем больше они колдовали, в том числе и заклинаний магии вещей, тем больше условного «балласта» необходимо было магической параллели для уравновешивания себя и тем больше в мире проявлялось магов вещей.
«Проявлялось,
Вот так неожиданно из самого опасного и могущественного мага в мире она за секунду внезапно превратилась в заурядный, функциональный балласт мироздания.
Руни невольно усмехнулась, вспоминая старые мысли, и подняла глаза на утихающую за окнами метель. Да, в лучшем мире она родилась бы кем-то совершенно другим, в лучшем мире… но не в этом.
Промозглые серые улицы города Арброна, столицы Аргронского дэла, заставляли еще глубже погружали ее в меланхолическую задумчивую грусть. Здесь, по ту, другую, восточную, сторону колких, кое-где припорошенных снежными шапками хребтов Ижгира в свои права уже вступила дождливая прохладная осень, однако сам Арброн на удивление кипел жизнью. По непривычно широким, извивающимся среди многочисленных холмов улицам, укрываясь от пронизывающего ветра за поднятыми воротниками плащей и курток, туда-сюда проходили незнакомые люди, чьи пути, переплетаясь и соединяясь на проспекте в единый поток, далее пролегали вглубь жилых кварталов. Иногда среди серовато-коричневой толпы взрослых вспышками промелькивали яркие курточки детей или большие цветные пятна групп подростков в неизменном сопровождении громкого гула молодых голосов и взрывов звенящего, задорного смеха.
Хотя Арброн располагался даже чуть севернее чем Альстендорф климат здесь, на северо-восточной части Литернеса, был куда более мягким и приятным для жизни. Возможно, причиной этому служили обступающие центральную часть Аргрона с запада и севера горы, отрезающие континентальные земли от воздействия холодных воздушных масс, спешащих на сушу из океанического простора. Или может дело было в теплых течениях Экусо Эваль, которые, огибая земли южного соседа – Оастама, еще сохраняя остатки тепла, доходили и до берегов Аргрона, проливаясь здесь обильными дождями, а зимой – влажными, тяжелыми снегопадами. Однако факт оставался фактом, сейчас в середине октября, Арброн по-прежнему радовал горожан приятной даже для долгих прогулок осенней погодой.