Мир на костях и пепле (СИ)

С этим утверждением я даже не спорю, потому что мы оба абсолютно точно никогда не умели промолчать. Как бы там ни было, впервые за много дней на ужине Пит способен общаться и шутить, отчего мне на секунду становится даже как-то необоснованно обидно. Я знаю, что он искренне благодарен за нашу помощь, но находиться целый день на территории активных военных действий — такое себе удовольствие. Поэтому вечером я иду к Хеймитчу и предлагаю ему хотя бы несколько дней в неделю не пересекаться в пекарне и составить примерный график, когда будем это делать.

— То есть я должен оставить вас с Питом вдвоем на целый день в помещении с молотками и топорами? Отличная идея, Китнисс, но все же откажусь.

Резкий ответ сразу же относит меня назад к неприятному разговору, который так у нас и не состоялся.

— С чего ты вообще решил, что должен нас опекать?

— Работа у меня такая, — спокойно пожимает плечами он.

— Тогда считай, что теперь ты на пенсии.

— Я не могу уйти на пенсию, пока вы ведете себя как дети.

— Послушай, Хеймитч. Не хочу ругаться, но ты не оставляешь мне выбора, — приходится глубоко вдохнуть, чтобы успокоить голос. — Прекрати лезть в наши отношения. Спасибо тебе за помощь, но теперь пришло время отойти в сторону, потому что больше нет никакой опасности ни для меня, ни для него.

Ментор долго молчит, прежде чем ответить, медленно прокручивая в руках стакан. Его взгляд выглядит усталым и немного раздраженным, и он даже не поднимает глаза, когда отвечает.

— Солнышко, ты как всегда слепа и видишь только то, что сама хочешь.

— Ты сам сказал, что Пит давно научился справляться с приступами, а потом вынес ему мозг, когда мы просто обнялись! — теперь уже никакое дыхание не поможет успокоиться, и я даже не замечаю, как вскакиваю на ноги.

— Неужели ты не понимаешь, Китнисс? — он хватает меня за руку, притягивая обратно на стул. — Парень достиг невероятного прогресса, даже его мозгоправ этого не ожидал, но это не имеет никакого отношения к тебе. Все, что вложили в его голову в Капитолии, нацелено на то, чтобы ненавидеть тебя. И это всегда будет у него внутри! Стоит перенервничать или даже встать не с той ноги и на секунду потерять контроль, как все это вырвется наружу, и, если ты будешь поблизости, то никакие объятия не спасут, уж поверь мне на слово.

Его голос холодный и размеренный, будто он рассказывает о погоде на следующей неделе, а не говорит ужасные и несправедливые вещи про нашего Пита. Мне становится тошно от этих слов и его безэмоционального лица, но еще хуже от приговора, который он вынес ему на основании… чего? Мнения доктора Аврелия и группки врачей, не имеющих ни малейшего понятия об охморе и Пите? Своего собственного представления? Или опасений Пита?

В любом случае это лишь гипотезы и теории, а на деле все совсем иначе. На деле Пит останавливается во время приступа, чтобы не навредить другим. Соглашается остаться на ночь, когда видит, что я в этом нуждаюсь. Шутит и поддерживает, смеется и сопереживает, интересуется чужим мнением и доверяет от всего сердца, как делал это и раньше.

На деле Пит тот же самый мальчик, который бросил мне буханку хлеба и описывал умирающей морфлингистке закатное небо.

— Ты не имеешь никакого права так говорить, — вырываю руку и собираюсь уйти, потому что слышать больше ничего не хочу от человека напротив. В мгновение ока он начинает вызывать у меня отвращение. — Это предательство с твоей стороны, Хеймитч.

Ментор поднимается следом за мной и хватает за плечо, не давая отвернуться.

— Ты думаешь, я говорю это, чтобы тебе насолить? Или чтобы навредить Питу?

— Мне все равно, почему ты это говоришь, потому что это бред.

Подныриваю под его руку и направляюсь к двери, но Хеймитч настойчиво цепляется дальше.

— Только лишь то, что тебе не нравится это слышать, не делает мои слова бредом. Да, черт тебя дери, Китнисс, остановись! — он хватает меня за кисть и впирается взглядом, а я отвожу глаза, потому что больше не хочу продолжать разговор. — Послушай меня внимательно, потому что больше я этого никогда не скажу. Вы с Питом — все, что у меня осталось, и я буду до гробовой доски пытаться вытащить парня из этого болота, уж поверь мне. Но сейчас для него ты представляешь больше опасность, чем пользу, как и он для тебя. Ты сама это поймешь, если хоть на миг заставишь себя здраво мыслить.

— По-твоему я не думаю об этом каждую секунду уже полгода, Хеймитч?! — взрываюсь я.