Мир на продажу

— Полностью, — кивнул я важно. — Они отвечают только перед собственной совестью.

Взгляд поэта превратился в горящий.

Земель много. В каждом смежном мире обязательно есть Земля. Некоторые отличаются от нашей сильно, некоторые почти неотличимы. Одни напоминают Землю начала нашей эры, другие — далёкое будущее, до которого нам ещё расти и расти.

Я побывал в огромном количестве миров. Моя родная Земля — один из лучших. У нас всё просто и понятно: смысл жизни — заработать как можно больше денег и с умом их потратить. Земляне — практики до мозга костей, не любят мечтателей, романтиков и альтруистов. Мне лично кажется, что энтузиасты и фантазёры — просто мусор цивилизации. Не будь наше общество слишком гуманным, их бы давно извели на удобрения. У нас всё устроено по справедливости: чем нужнее ты обществу, чем выше твоя выживаемость в обществе, умение приспособиться, тем у тебя больше денег. А общество само определяет, кто ему нужен в текущий момент, и награждает нужного человека материальными ценностями, развлечениями и прочими приятными вещами.

Мне, например, платят в "Межмирторге" весьма неплохо, потому что моя деятельность нужна обществу. Земля жаждет новых товаров, новых услуг и развлечений, новых мест паломничества туристов, словом, эксклюзы. А без дилаперов ничего этого бы не было.

— Наши поэты отвечают только перед собственной совестью, — повторил я разомлевшему Анту. — И мои сограждане умеют ценить таланты.

Поэт прикрыл глаза. Наверное, ему мерещился удивительный мир, в котором толпы ценителей жаждут услышать его бредовые вирши. Увы, я соврал. На практичной Земле шансов быть услышанным и понятым у него ещё меньше, чем в Миогене.

— А у нас не ценят гениев, — горестно вздохнул Ант. — Ко мне никто не размазывается.

— Грамотная раскрутка нужна, — доверительно сообщил я. — Тысячами будут размазываться.

— Что нужно для этого? — подскочил на кресле поэт.

— Да есть пара секретов, — подмигнул я дружески, видя оживление жертвы зацепа. — Расскажешь про свой мир, и я что-нибудь придумаю. Мне надо знать некоторые особенности твоего мира, чтобы грамотно раскрутить тебя.

— А что про мой мир рассказывать, — скривился поэт. — Ты ведь сам всё видел. Серо, блёкло, скучно…

Он вскочил с кресла и продекламировал, подвывая:

— Нет солнца, только злая тьма,
Нет жизни, только воет смерть.
И мир — сплошная кутерьма,
Разбитых судеб круговерть.

Могучая всё таки штука — понимальник, даже стихи в рифму переводит!

Я уже устал заказывать глаза и многозначительно вздыхать. Не скажешь же этому чудику, что я терпеть не могу поэзию ни в каком виде. И поэтов не люблю, особенно непризнанных.

Я подморгнул Виталику, чтобы он тоже запоминал сведения, которые нам собрался сообщить Ант. Задремавший от скуки стажёр проморгался и приготовился внимательно слушать. Но узнавать о новом мире из уст изгоя-диссидента — последнее дело. Мы пытали Анта часа два, старательно вздыхая и закатывая глаза каждый раз после чтения очередного опуса, которыми он щедро разбавлял свой рассказ. Кроме того, что Миоген — обитель тоски, зла и серости, я узнал и некоторые полезные вещи. Например, что тут умеют, помимо всяких онтронных вещей, заглядывать в прошлое и будущее и превращать материю в пространство или время и наоборот ("грубую ткань в светлую даль", по словам поэта). Меня даже пот прошиб, когда я представил себе размер премии за этот проект. Сумма премии всё раздувалась и раздувалась. У моря я приобрету не домик, а целую виллу, пятиэтажную, с пятидесятиметровым бассейном и вертолётной площадкой.

— В нашем мире ты бы мог стать миллиардером при своём таланте, — неосторожно брякнул Виталик. Ему не терпелось узнать, есть ли в мире деньги или тут всё бесплатно, как еда.

Я незаметно погрозил ему кулаком, но он не заметил.

— Кем стать? — задрал брови кверху поэт.

— Миллиардером. Ну, состоятельным человеком, богатым… У кого денег много.

Между собеседниками состоялся замечательный диалог:

— Денег?

— Ну да. Таких штук, на которые можно много разных вещей купить.

— А зачем вещи покупать?

— Чтобы их было много.

— А разве задублить нельзя?

— Задублить?

— Ну да. Разве у вас в мире нет дублятора? Это такая онтроника, которая любой предмет может размножить. Ну, сделать категорию "количество" неважной…

Этим он добил Виталика. Мир, в котором можно любую вещь размножить в неограниченном количестве, мир, в котором количество не играет роли, произвёл на стажёра огромное впечатление. Он подавленно замолчал. Пришлось вмешаться в разговор мне.

— Представь, — обратился я к поэту, — что у тебя есть какая-то уникальная вещь. Эксклюзив. Которой нет ни у кого. И все тебе завидуют. Зачем ты будешь кому-то её давать задублить, если можешь пользоваться ею единолично? Только ты, один-единственный.