Мир на продажу

По лицу Анта можно было прочесть, что в поэтической голове шла титаническая мыслительная работа. Чтобы не быть голословным, я открыл первичный дилаперский набор, вынул первую вещь для зацепа — джинсы — и торжественно встряхнул ими перед носом ошалевшего поэта. Аляпистые тёмно-синие штаны пестрели лейблами и ярлыками. Лёгкие высветленные пошорканности придавали джинсам фирменный вид.

— Вот это вещь! — восторженно произнёс поэт, сглотнув от напряжения, и даже привстал с кресла.

— Фирма! — гордо ответил я, позволяя Анту потрогать лейблы.

— Откуда?

— Оттуда. На, подержи!

Поэт бережно, как святыню, принял штаны из моих рук.

— У нас таких не выдумывают, — завистливо произнёс он, рассматривая джинсы на вытянутых руках. — У нас в выдумницах — только эту дрянь.

Он с отвращением кивнул на свою одежду.

— А незачем такие выдумывать! — заметил я. — Если джинсов будет много, тогда все будут их носить, и никто удивляться не будет. А так они будут у тебя одного. Дарю!

От привалившего счастья поэт совсем обезумел. Он счастливыми глазами смотрел на меня и прижимал джинсы к груди.

— Если ты хочешь добиться славы, добивайся её любыми способами, — менторским тоном поучал я. — А слава — это публичность, внимание людей. Как говорят в нашем мире: без пиара нет навара. Наденешь джинсы — автоматически становишься центром внимания, и можешь спокойно читать свои стихи. Тебя выслушают из уважения к твоим фирменным штанам.

— Что я могу для тебя сделать? — засуетился поэт, с собачей преданностью глядя на меня.

О, это уже другой разговор! Приятно слышать и понимать, что зацеп состоялся. В любом мире, хоть рабовладельческом, хоть в коммунистическом, есть люди, способные за джинсы сделать всё, что угодно. Они — потенциальные жертвы зацепа.

— У меня есть много интересных вещих, — опутывал сетями поэта я всё сильнее и сильнее. — Получше этих джинсов. И они все будут твоими. К тому же я помогу тебе стать знаменитым, чтобы тебя слушали и обсуждали. Помоги мне немного тоже.

— Чем помочь? — прошептал поэт.

— Не спеши. Я скажу, когда мне будет нужна твоя помощь.

5

Ант выпухнул нас из своего дома уже в сумерках. Спокойной ночи он пожелал своеобразно:

— Уснуть, и чтоб весь мир пропал,
Уснуть, проспав судьбы запал.
Проснуться бы в тиши ночной
И вечный ощутить покой.

Своим стихотворным бредом поэт изрядно надоел за этот вечер. Я привычно вздохнул, закатив глаза, на этот раз просто от облегчения.

В гостиницу мы не пошли. По сумеречным опустевшим улицам я и стажёр добрались до окраины города и нашли укромное место на берегу небольшой речушки. Мне необходимо посоветоваться с суфлёром, подвести итоги дня. В гостинице вряд ли могла быть прослушка, но перестраховаться никогда не вредно. Стажёра я поставил караулить.

Я отключил понимальник и постучал по переговорнику.

— А? — встрепенулся на том конце "провода" Павлик.

— Спишь, что ли? — сердито спросил я. — Запамятовал, что должен двое суток проекта дежурить непрерывно?

— Глаз не сомкнул! — вяло заверил меня суфлёр, смачно зевнув.

— Что скажешь? В общем и целом?

Аналитик хмыкнул:

— Лучше бы девку зацепили, чем патластого графомана. Хотя бы эту, Элину. Или рыженькую в кафе.

— Кто бы рассуждал о девках! — рассердился я. — Донжуан-теоретик! Учил мерин жеребца кобыл клеить! По существу что скажешь?

— И так всё понятно. Коммунизм с пережитками социализма. Или социализм с зачатками коммунизма. От каждого по способности, каждому по морде.

Виталик, обладающий умением искренне смеяться над самой тупой шуткой, хохотнул и тут же смолк под моим сердитым взглядом.

— Павлик, — сказал я проникновенно, — я знаю, что ты главный остряк аналитического отдела. Но мне сейчас не до шуток. Я и так весь вечер идиотские стихи слушаю. Давай просыпайся до конца и выдавай своё мнение. Думаю, ты не всё на свете проспал.

— Мирок интересный. Эксклюза тоже неплоха, — выдал скромное мнение суфлёр, посерьёзнев.

— "Неплоха"! — Я даже подскочил от возмущения. — Шикарная эксклюза, роскошная! Хрен кто такую добывал из дилаперов!

— Эксклюза — это так, мелочёвка, — не разделил моего восторга Павлик. — Тут другое интересно: перепухание, картофелекапуста… Вывод не напрашивается?

Я задумался с точки зрения суфлёра бессовестно долго, и он через три секунды сам ответил:

— Вывод сам собой напрашивается — в Миогене нет чётких границ. Это нечёткий мир. Мир, в котором противоположности сглажены, между ними нет выраженной разницы. У нас каждая вещь — это отдельная сущность, а у них — полудрова-полудым и морквосвёкла.

— А перепухание тут причём?

— Я думаю, что тут тоже своего рода нечёткость. У нас каждое твёрдое тело занимает определённое место в пространстве. А у них, видать, оно размазано по всему пространству. То есть ваш поэт не целиком в соседней комнате дрыхнет, а в основном, на девяносто девять и девять десятых процента. А одна тысячная его часть размазана по всей тамошней Вселенной.