«Я не знаю, что делать, — хотел сказать он, но вместо этого, полоснув по Марселин рассеянным взглядом, уткнулся локтями в стол и спрятал лицо в ладонях. — Я не знаю, что делать. Я не знаю, что говорить. Я не знаю, не знаю, не знаю…»
Но, на самом-то деле, он знал.
Они не давали друг другу клятвенных обещаний. Они жили одним днём, уверенные, что впереди ещё тысячи таких же дней. Они были воинами, которые всегда шли рука об руку со смертью и знали, что в какой-то момент всё может закончиться очень печально. Они думали, что готовы к этому, и единственное, что пообещали друг другу, — не совсем уж торжественно, как следовало бы, — что не будут стоять на месте. Со смертью одного жизнь другого не заканчивается.
Однако Артур был уверен, что это будут лишь слова, что всё будет так же, как и обычно. Они будут вместе тренироваться, сражаться и целоваться, пока Энцелад будет делать вид, что они его раздражают одним своим существованием.
Всё будет так же, как и обычно.
Но тело Дионы сожгли два дня назад, а боль добралась до Артура лишь сейчас.
Марселин поставила перед ним чашку со свежезаваренным чаем. Артур моргнул, посмотрел на неё и опустил плечи. Границы времени размылись окончательно. Спать в собственной комнате стало невозможно: Артур знал, что так не бывает, но постоянно, ложась в кровать, чувствовал запах Дионы, сандал и жасмин, который она так любила. Доспехи, которые он так и не очистил, и меч напоминали о том, что он не успел. Энцелад с ним не разговаривал.
Энцелад ни с кем не разговаривал. Только передал командование рыцарям Фроуду, а после — тишина и полное игнорирование кого бы то ни было. Даже Гилберт до сих пор не добился от него ни слова. И это при том, что только Энцелад, не считая Шераи, оказался достаточно смел, чтобы взять в руки Нотунг, в результате чего по молчаливому приказу Гилберта держал его при себе.
— Выпей, — сказала Марселин, и Артур вновь моргнул, уверенный, что она давно ушла. — Тебе нужно выспаться.
— Не могу, — пробормотал Артур, но чашку всё же взял. Приятно пахло душицей.
Неужели за то время, что он просто сидел и пытался собрать себя по кусочкам, Марселин успела заварить чай?
— Я не знаю, — выдавил он, практически поднеся чашку к губам.
— Что? — тихо уточнила Марселин.
Артур хотел остановить себя. В конце концов, Марселин хватает своих проблем. Суд над Третьим сальватором, по завершении которого он принёс коалиции клятву, состоялся два дня назад, и Марселин, насколько знал Артур, всё ждала момента, когда Гилберт позволит ему разбудить Стефана. У неё были свои причины для волнения, которые терзали её долгие месяцы, и потому Артур хотел остановить себя.
Но почему-то не смог.
Он поставил чашку, вновь закрыл лицо руками и едва слышно произнёс:
— Я не знаю, что делать.
Он стал рыцарем из-за эриама, который случился в семнадцать лет, и был уверен, что работать на благо коалиции — то, ради чего он вообще существует. И потом, когда он по уши влюбился в Диону из семьи Эрнандес и чувствовал себя полным идиотом, которому никак не удавалось привлечь её внимание, его вера не угасала. Он был уверен, что коалиция — это его дом, и какое-то время спустя, когда Диона уже смеялась с его глупых шуток и целовала каждый раз, когда хотела того, он убедился в этом ещё раз.
Но тело Дионы сожгли два дня назад, а Артур не знал, что ему делать.
Он пытался поговорить с Энцеладом не меньше сотни раз. Но тот смотрел на него пустым взглядом и ничего не говорил. Только дожидался, пока Артур закончит, и уходил, будто ничего и не слышал. Лука Дионы при нём никогда не было — должно быть, он на время убрал его в более подходящее место. Артур не смог в этом убедиться. Особняк отказывался приводить его к комнатам близнецов, всегда находившихся напротив друг друга. Артур даже не был уверен, что, если ему удастся найти комнату Дионы в этом скоплении пространственной магии, дверь действительно откроется. Может, особняк обладал собственной волей и пытался защитить его от боли.
Артур не знал.
Он вообще ничего не знал.
Марселин мягко коснулась его ладони. Артур, однако, вздрогнул и даже испуганно посмотрел на неё. С его стороны было крайне эгоистично вываливать всё на Марселин, но она казалась ему единственной, кто может понять его.
— Ты знаешь, что означает эцетар?
Марселин нахмурилась и отрицательно покачала головой. Артур против воли усмехнулся. Боги, откуда ей знать об этом? Она же даже никогда не была в Сигриде. Не то чтобы Артур был, но его далёкие предки пришли оттуда, да и коалиция, в том числе Диона и Энцелад, достаточно просветили его.
— Кэргорцы верили, что эцетар — священная связь между близнецами. Не между братьями или сёстрами. Только близнецами. У них считалось, что близнецы рождались лишь в том случае, если величие души было слишком велико для одного тела.
— Иными словами, они верили, что одну душу делили на два тела? — осторожно уточнила Марселин.