Слова королевы Ариадны никак не шли у него из головы. Мысль, что Предатель не такой уж и предатель, с каждым днём всё крепла, и Гилберт ненавидел себя за это. Если его предательство ложное, если он всё это время был на стороне коалиции и сражался против демонов, то для чего Гилберт губил себя, пытаясь исправить его ошибки? Для чего он столько лет терпел унижения, страхи и кошмары, столько раз разбивал руки в кровь и проклинал самого себя за кровь, которая текла и в жилах Третьего?
Если его предательство — ложь, то и старания Гилберта — тоже?..
— Дар Клаудии в том, что она слышит мёртвых, — сказала Шерая, ненавязчиво приглаживая его растрепавшиеся кудри, желая подчеркнуть аккуратность и величественность, которые он едва мог поддерживать. — Уж не знаю, как именно, но это правда. Если бы Третий и Клаудия нам не доверяли, они бы не раскрыли этого.
Гилберт недоверчиво хмыкнул, но, заметив внимательный взгляд Шераи, уточнил:
— Как ты поняла это?
— Елена, о которой они говорят, мертва. Она умерла в день, когда Марселин стала магом. Но если Елена и знала что-то о Силе, демонах и этой войне, если она до сих пор знает это, даже будучи мёртвой, мы должны с ней поговорить.
Гилберт прекрасно понимал, к чему она вела. Отбросить личную неприязнь, признать, что Время всё же сильнее авторитета, которого Гилберт старался держаться всё это время. В конце концов, дать шанс. Хотя бы крохотный, тот, который можно истратить на территории особняка, где магия и клятвы сдерживают Третьего достаточно, чтобы он никому не навредил. Дать шанс самому Третьему.
— Я прослежу, чтобы всё прошло гладко, — заверила Шерая, разглаживая невидимые складки на рукавах его тёмного свитера. — Марселин рассказала мне достаточно, так что я знаю, чем помочь. Энцелад будет следить за Клаудией. Большое количество людей может помешать, так что тебе придётся поверить мне.
— Я тебе верю, — ни секунды не колеблясь, ответил Гилберт, — но я не верю Третьему. Я даже Пайпер уже не верю! Я понятия не имею, где она была, что произошло, как она вообще встретилась с ним! Я… Я хочу знать, чтобы понимать, что происходит!
— Даже Джонатан не может разговорить её.
— Вот именно. Она не говорит со своим дядей, но говорит с Третьим?!
— Гилберт.
Он на секунду прикрыл глаза, втягивая воздух сквозь зубы. Да, конечно, терять контроль ни в коем случае нельзя. Шерая права, что пытается ограничить его сейчас, иначе всё может закончиться очень плохо. Вряд ли для Гилберта, конечно, потому что он попытается добраться до шеи Третьего и свернуть её… Это было бы прекрасно. Меньше проблем для всех них.
— Мы знали её всего неделю, — напомнила Шерая, понизив голос, будто барьеров, заглушавших все звуки с их стороны, было недостаточно. — А Третий, очевидно, минимум пять месяцев. Неудивительно, что он ей ближе.
— Как он…
— Нет ничего странного в том, что Пайпер нам не доверяет. Знаешь, что это означает?
— Третий промыл ей мозги.
— Гилберт.
— Третий не промывал ей мозги, — нехотя исправился Гилберт.
— Не то, что я хотела услышать, но ты молодец. Итак, Пайпер не доверяет нам. Значит, нужно сделать всё возможное, чтобы она начала доверять. Дашь шанс Третьему — Пайпер даст шанс тебе. Помни, что мы все стремимся к одной цели.
— Это не значит, что я буду прыгать перед ним и пытаться угодить ему!
— Нет, конечно, нет. Но сейчас гораздо важнее понять, что знает Елена. Хотя бы ради Марселин.
Гилберту потребовались лишние мгновения, чтобы логическая цепочка, наконец, выстроилась, а он сам почувствовал себя идиотом, зацикленном на собственных проблемах.
— Конечно, ради Марселин, — тихо повторил он. — Но, пожалуйста, побыстрее. Я не знаю, сколько выдержу рядом с ним без тебя.
— Сделаю всё, что в моих силах.
***
Инициативность Клаудии для Фортинбраса стала бурей, которая наконец разразилась спустя долгие дни затишья.
Свои проклятия Фортинбрас изучил вдоль и поперёк. Он знал, как жить с ними, как сделать так, чтобы о них никогда не узнали другие. Он до сих пор успешно скрывал наличие шрамов — и, пожалуй, в этом также была заслуга самих шрамов, оказавшихся столь ужасными и мерзкими, что никто не желал обсуждать их вслух. Впрочем, тот факт, что Стелла и Эйкен до сих пор об этом не узнали, Арне называл чудом, не иначе. Но вот почему голоса не рассказали об этом Клаудии — другой вопрос.
Чужие проклятия никогда не пугали Фортинбраса, но проклятие Клаудии было близко к тому, чтобы стать исключением. День и ночь слышать нестройный хор мёртвых голосов — испытание, с которым вряд ли справится даже самый сильный человек. Раскрытие чужих тайн, о которых шептались мёртвые, сильно помогало в Диких Землях, позволяло распознать врагов и предателей до того, как они вонзят им нож в спину, но во Втором мире всё было совершенно иначе. Фортинбрас каждый день узнавал что-то новое и, стараясь быть максимально аккуратным, говорил об этом Клаудии, Стелле и Эйкену, надеясь, что они смогут адаптироваться в чужом мире. Но он даже не представлял, какой груз давит Клаудии на плечи.