Мир охоты и крови (СИ)

— Да, он должен вернуться вечером. Данталион сказал, что объяснит ему всё.

— За что голосовал Данталион?

— За бойню.

Шерая, не сдержавшись, закатила глаза.

— Насчёт Третьего.

— За бойню, — уверенно повторил Гилберт, посмотрев на неё. — Данталион уверен, что хорошая драка мигом всё решит.

— Иными словами, он ещё не высказался. Что ж, пока что у нас пять голос против… скольки? За что голосовала королева?

— За возможность выразить своё мнение в письменной форме. — Гилберт уставился на стол, заваленный письмами, так, будто впервые его увидел, и спустя несколько секунд поднял исписанный лист бумаги, который только-только открыл пару минут назад.

Шерая догадывалась о содержимом письма исключительно по эмоциям на лице Гилберта: сосредоточенность сменилась озадаченностью, а та — непониманием, которое быстро переросло в возмущение. Гилберт едва не смял письмо, но, будто опомнившись, протянул его Шерае. Она оставила диван, расположение которого позволяло ей держать хоть какую-то дистанцию между ними, взяла письмо и быстро пробежалась по строчкам.

«Я знаю, что тебе это не понравится, мой милый, но я помогу, хоть и голосую против. В конце концов, мы действительно лишь дети магии и хаоса.Если к концу дня никто не изменит своего решения, в полночь Беро откроет портал на мост. Из Тайреса вас не отследят, но будьте осторожны. Я не могу быть уверена в том, что среди нас нет предателей.P.S. Я не ошиблась. Я видела правду. Пожалуйста, поверь мне, Гил. Я делаю это ради нас всех».      Шерая подняла глаза как раз в тот момент, когда Гилберт постарался незаметно утереть выступившие слёзы. Он тут же нахмурился, поняв, что она всё увидела, и зло уставился на неё.

— Почему она это сделала? — прошипел он, вскинув руку и указав на письмо. — Она клялась, что отомстит за Аннабель!

— Потому что видела правду, — спокойно ответила Шерая, щелчком пальцев воспламенив бумагу. — Сердце фей не обмануть. И королева не настолько глупа, чтобы ненавидеть Третьего только для того, чтобы сохранить гордость. Иногда приходится признавать, что ты ошибся.

Гилберт тихо рассмеялась, закачав головой.

— Она изменила своим клятвам. Она королева, а не простая фея, которая может делать всё, что вздумается! Она сама говорила мне, что он предал нас всех! Почему теперь она голосует за него?

— Потому что она нашла в себе силы попробовать. — Шерая стряхнула кусочки истлевшей бумаги, обогнула стол и аккуратно села на край, уловив, как напряглись плечи Гилберта. — Знаешь, кого подданные не станут поддерживать, от кого отвернуться? От того, кто постоянно идёт напролом и отказывается признавать свои ошибки. Я видела, как королей и королев свергали, как падали целые страны, Гилберт. Их ненавидели, потому что они верили только себе. Но мы не в Первом мире. Никто не будет осуждать тебя, если ты попробуешь и ошибёшься.

Гилберт, кое-как взглянув на неё исподлобья, — Шерая едва не физически ощущала его стыд, — тихо спросил:

— Ты в этом так уверена? Откуда ты можешь знать, что этого не повторится? Как ты можешь быть так спокойна?

— Однажды меня уже предали, Гилберт, и речь не о Третьем или Вторжении. За много лет до того, как я стала служить Ребнезару, мужчина, которого я полюбила, предал меня и использовал.

Шерая думала, что никогда больше не станет говорить о том давнем инциденте, последствия которого привели её в ребнезарское общество магов, где она отрабатывала своё наказание. История казалась ей настолько личной и глупой, что о ней не хотелось даже вспоминать. Шерая знала, что была слишком неопытной и наивной, что магия предупреждала её, а она эти предупреждения игнорировала, и не любила об этом вспоминать. Её наивность и упрямство стоили жизни целой деревне. Совет магов признал, что она была вынуждена сжечь каждый дом и убить каждого человека, который переродился в тёмное создание, однако это всё равно не спасло её от наказания за случившееся. Она добровольно помогала магу, ставшему зачинщиком чудовищного эксперимента, и даже незнание конечной цели не оправдывало её.

Шерая была глупой и наивной. И она была жестокой, когда убивала мага, затеявшего это, потому что её сердце разбили и растоптали, и ей было больно. К душевной боли добавилась и физическая: хоронить каждого, кто погиб в тот день, самостоятельно оказалось трудно. Но Шерая сделала это, потому что знала, что виновата, и не побоялась в этом признаться.

— Знаешь, что я с ним сделала?

Гилберт помотал головой. Испуг в его глазах не был связан с магией, отразившейся в её глазах, или ощущением силы, которое разлилось в воздухе. Гилберт слишком хорошо её знал, чтобы думать, что она может навредить ему.

— Убила его. Он стал вратами, как Стефан, и я должна была его остановить. Потом я убила каждого человека, который переродился в демона, и похоронила. Все дома сожгла так, что от них ничего не осталось. После этого мною занялось ребнезарское общество магов, и я несла наказание за содеянное под их чутким надзором.

Гилберт открыл рот, но Шерая опередила его, продолжив: