Мир петроглифов Монголии

Культ женщины-матери был, видимо, окружен и запретами, и поклонением. Первобытный человек видел в этом культе нечто святое и таинственное, а не эротическое. Мы не может поэтому согласиться с акад. Б.А. Рыбаковым, который, принимая культ плодородия за культ плодовитости, пишет: «Верхнепалеолитический Homo sapiens, преодолевший уже неандертальский кризис инбридинга (кровосмешения) и вполне осознавший биологическую природу размножения, с особым интересом и вниманием относился к теме плодовитости и сделал символом ее (137/138) женщину» [Рыбаков, 1980, с. 112]. Тем более не можем мы принять мнение того же автора, что «два рельефа, вырезанные в толще стены, показывают обнаженные женские фигуры в позах, которые наталкивают на мысль о ритуальных оргиях, происходивших в святилище, украшенном этими гетерами (курсив мой.— Э.Н.)» [Рыбаков, 1980, с. 113]. На наш взгляд, изображения на стенах пещеры Ла-Мадлен, о которых говорится в этой цитате, не наводят на мысль, что в святилище древнего человека происходили оргии, к тому же с участием «гетер». Б.А. Рыбаков считает также, что мир палеолитического человека был замкнут и ограничен важнейшим событием — очередной охотой, что ему некогда было созерцать природу или небо, осмыслять движение звездного небосклона [Рыбаков, 1980, с. 120]. Нам же хочется верить, что мир палеолитического человека, оставившего рисунки Альтамиры, Труа Фрер, Руфиньяка, подарившего миру росписи Ляско, был много богаче, чем иногда кажется. Запреты, табу, закодированные рисунки лишь свидетельствуют о священном отношении к непонятому, о стремлении понять сущее, и прежде всего истоки жизни и причины смерти. И конечно, не было в «святилищах» ни «гетер», ни «оргий».

Важное место среди пещерных рисунков занимают символические знаки. А. Леруа-Гуран выделил среди них женские (треугольники, тектиформы, клавиформы, скутиформы и т.д.) и мужские (пенниформы и многоножки). Подобная расшифровка этих знаков позволяет видеть в составленных из них композициях изображение хозяина жизни — копытного животного, тотемного предка рядом с источником жизни — женщиной-прародительницей. Неделимость этих образов в сознании древнего человека, очевидно, и воплощают палеолитические рисунки.

Сходство сюжетов и способов передачи одной и той же идеи, конвергентно возникшей на диаметральных концах Евразии, свидетельствует об одинаковых путях развития и сложения древнего мифа, зафиксированного в символических изображениях копытных и женщин-прародительниц. В этом состоит один из главных выводов, вытекающих из анализа древнейшего пещерного памятника Монголии — вполне оригинального, но вписывающегося в общемировые каноны.

Другой памятник каменного века обнаружен на востоке страны, в Аршан-хаде. Камень с рисунками, перекрытый культурным слоем неолитической стоянки, весь покрыт геометрическими знаками, среди которых преобладают те же символы, что и в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй. Анализ знаков Аршан-хада и подобных им рисунков из Гоби, а также изображений быков, аналогичных аршанхадским и обнаруженных среди петроглифов мезолитического времени, позволяет предполагать их мезолитический возраст и говорить об определенной преемственности культур Монголии, начиная с эпохи верхнего палеолита.

Археологические памятники неолитического времени, открытые в Монголии повсеместно, свидетельствуют о широком (138/139) расселении человека и могут быть подразделены на ранние (для них характерны сосуды полуяйцевидной формы) и более поздние со следами распространения примитивного земледелия (песты, зернотерки). Памятники эти пока не удается объединить в одну культуру с петроглифами; очевидно, это задача будущих исследований. Крупными местонахождениями петроглифов неолитического времени являются открытые и изученные нами на западе страны два святилища в окрестностях г. Кобдо: Чандамань-харузур и Тэмээний-хузуу. Огромные поверхности скал заполнены здесь изображениями животных, переданных широким контуром. Под ними часто показаны знаки-символы, аналогичные палеолитическим. Это позволяет сделать вывод, что культ копытного животного сохранил свое сакральное значение и в эпоху неолита. От предшествующего времени дошла, трансформировавшись, также идея мирового дерева, переданная через изображение птицы, копытного животного и змеи. Таким образом, в эпоху мезолита и неолита древний миф, отражавший идеологию родо-племенного общества, был перенесен из пещерных тайников на скальные поверхности; при этом он не утратил своего значения, о чем свидетельствует обилие знаков и изображений копытных.