Читаем Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э. полностью

Даже в более спокойных провинциях – Испании и Галлии – новый, более утилитарный идеал пришел на смену старым стандартам. Базовое образование, простой (а не культурный) досуг были самыми насущными потребностями епископов этой эпохи. В IV веке Христос в кошмаре упрекал Иеронима за то, что тот читал слишком много Цицерона; в VI веке в подобном же сне Григорий Турский получил упрек за то, что проводил слишком много времени, изучая скоропись. Скоропись, а не знание классических авторов являлась навыком, наиболее востребованным великими епископами-администраторами Галлии. Даже человек культуры теперь оказался вне античного мира. Для Исидора Севильского (570–636) классическая культура была подобна ряду синеющих на горизонте холмов: нельзя было понять, на каком расстоянии друг от друга находились отдаленные вершины – Цицерон и Августин, Вергилий и Иероним, язычники и христиане в равной степени почитались епископом VII века в качестве «учителей» далекого прошлого.


Илл. 46. Исидор Севильский. Из рукописи Contra Judaeos (Ms. lat. 13396), вероятно, северо-восток Франции, ок. 800 года. Национальная библиотека Франции. Source gallica.bnf.fr / BnF.


На Западе, таким образом, античная культура по определению сошла на нет. Milieux182, которые поддерживали классическую традицию в течение VI века, стремительно исчезли в VII веке. Даже в Риме, где клерикальная олигархия лелеяла далекие воспоминания, было признано, что центр тяжести цивилизации переместился назад – еще раз – в Восточное Средиземноморье. В VII веке путешественники с севера обнаруживали, что папа и его окружение перешептываются по-гречески.

Великие латинские библиотеки, однако, пережили аристократов, которые некогда их посещали. На протяжении VII и VIII веков Рим был Меккой библиофилов из менее культурных провинций; но епископу из Испании требовалось, чтобы ангел подсказал ему, где в глубинах папской библиотеки найти нужный ему текст183.

Ничто другое так не раскрывает это изменение атмосферы, как судьба самой книги. Раннее Средневековье являлось эпохой роскошно украшенных книг, ибо письменное слово перестало восприниматься в Западной Европе как само собой разумеющееся. Сама книга стала священной вещью. Ее торжественно украшали; а чтение было упрощено для неискушенных при помощи пунктуации и введения заголовков по главам (и то и другое было неизвестно в прагматичном книгопроизводстве античного мира). Огромные Евангелия, богослужебные книги, тщательно подготавливаемые антологии проповедей святых отцов теперь стояли отдельно, вместе со священными предметами в грандиозных базиликах, которые связывали людей VII–VIII веков с их великолепным, полупонятным прошлым.

Прежде всего, те, кто делал больше всего для производства книг и кто больше всех пользовался ресурсами южных библиотек, были людьми, не связанными со Средиземноморьем. VII век – это эпоха расцвета ирландской и нортумбрийской культуры. В этом новом контексте позднеантичное наследие полностью видоизменилось. Простые украшения коптских Евангелий внезапно превратились в непроницаемые хитросплетения кельтских миниатюр, чьи истоки лежат в доисторическом искусстве латенского периода. Таким образом, то, что произошло с культурой Западной Европы в VII и VIII веках, – важно и интересно, но это уже не часть истории позднеантичного мира.


Илл. 47. Книга, которая меняется. Позднеантичная рукопись Библии: исполнена профессионально и без излишеств, пунктуация отсутствует. Страница из Синайского кодекса, IV век. Британская библиотека, Лондон.


В Византии классическая элита сохранилась. На протяжении Средних веков она постоянно воссоздавала себя. Многие из наших лучших рукописей античной литературы были созданы в средневековом Константинополе. В самом деле, если бы не византийские придворные и епископы IX–X веков и далее, мы бы ничего не знали – кроме фрагментов на папирусах – из Платона, Эвклида, Софокла и Фукидида. Классическая греческая культура, которую мы знаем, – это культура, которая продолжала возбуждать интерес в высших классах Константинополя на протяжении Средних веков. Эти люди жили в своем классическом прошлом настолько естественно, что средневековая Византия никогда не переживала «Возрождений»: византийцы никогда не думали, что античная культура умерла, и поэтому они редко пытались осознанно ее «возродить». Самое близкое к идее «Возрождения» понятие у византийцев – это anakatharsis – «очищение». Это почти то же самое, что в порыве усердия почистить и перезолотить старинный памятник.


Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука