Мир приключений, 1925 № 04

— Вам придется пройти в кухню, — продолжал он тем же ворчливым тоном. И, не дожидаясь ответа, пошел, указывая дорогу.

Единственным освещением в корридоре был фонарь одноглазого старика. Следуя за ним, Кокердель заметил, что одна нога его нелюбезного хозяина скверно действовала; он тащил ее за собою. Одет он был бедно и, не взирая на хромоту, ходил крадущейся походкой.

Кухня показалась приветливой усталым глазам учителя. Плита топилась, и огромная лампа освещала горшки, кастрюли и кирпичи пола. Большой чайник кипел, выбрасывая пар. Тяжелое деревянное кресло стояло у плиты, а другое — у стола в середине комнаты.

Хромой собирался погасить фонарь; Кокердель протянул к нему руку.

— Могу ли я взять его на минутку? — спросил он. — Мне нужно позаботиться о велосипеде.

Старик колебался.

— Поставьте его в сарай; он отперт, — сказал он и неохотно отдал Кокерделю фонарь.

Учитель вернулся, благодаря судьбу. Буря все еще не унималась. Он поставил фонарь на стол.

— Я промок до костей, — сказал он. — Вы ничего не будете иметь против, если я повешу сушить свое платье?

Хромой курил короткую, черную трубку, сидя в кресле у огня.

— Сушите что хотите, — коротко сказал он, — но у меня нет платья дать вам надеть.

Учитель снял свое пальто и повесил на гвоздь над плитой. Он пощупал пиджак, — этот тоже промок насквозь. После минутного колебания он снял его и повесил рядом с пальто. Стоя в одном жилете посреди кухни, он чувствовал, что единственный глаз хозяина со зловещим и вероломным выражением уставился на него. На рукаве его рубахи была заплатка; старик, казалось, заметил ее и как бы взвешивал цену человека, носящего заплатанные рубахи.

Кокерделя трясло. Его сорочка тоже промокла и прилипала к телу.

Хромой грубо заметил:

— Лучше лягте в постель. Тогда будете сушить все, что угодно.

Он засосал трубку, продолжая наблюдать.

— Да, пожалуй, — сказал учитель, — Если я долго останусь в этом платье, то простужусь. — Он остановился, затем спросил: —Нельзя ли получить чего-нибудь поесть?

— Если вы заплатите.

Кокердель ответил с нетерпением:

— Конечно, я заплачу.

— Это не трактир, — сказал хромой. — Я беру к себе от времени до времени кого-нибудь, если он в состоянии платить. Я ведь бедный человек. Но даром я не собираюсь никого держать у себя.

Он отставил чайник и придвинул к себе одну из многих сковород, украшавших плиту.

Пока он жарил яйца, учитель рассматривал кухню. Он сидел в кресле около стола и хорошо видел комнату. Мебели было мало: большой стол, два кресла и стул, различные кухонные принадлежности и блюда. Не было ничего лишнего. Рваный конец шторы, казалось, только что оборвался и придавал комнате жуткий вид.

Затем он заметил, что на каждой стороне окна висели стенные часы; они стояли. В углу стояли башенные часы, — эти тоже не шли. С бьющимся сердцем, сам не зная почему, учитель взглянул на камин. Там оказалось трое часов: одни из массивного черного кварца, двое других — из дешевого металла. Кварцевые часы, с плоским циферблатом, были неуютны, а металлические — поломаны и покрыты пылью. Кокердель перевел взгляд в угол. Там, около шкафа, еще часы. Эти были уж совершенно допотопными. Выражение их циферблата было тупо и угрюмо. Неподвижные стрелки, казалось, указывали неминуемо и ужасно… Но на что?

— У вас много часов, — заметил Кокердель.

— Что? — Одноглазый оглянулся, осклабившись.

Учитель был уверен, что тот слышал замечание, но повторил его.

Может быть. А почему же нет.

— И все стоят, — сказал Кокердель.

Старик обернулся на него почти злобно. — А зачем бы им итти? — спросил он.

Кокердель ответил мягко:

— Ну, конечно, не всем, этого бы не вынести, но одни…

— У меня есть карманные часы, — пробормотал старик.

Кокерделя осенила мысль: — О, я понимаю. Вы, вероятно, чините часы?

Одноглазый поставил кастрюлю.

— Я не чиню часов. Нет! и не продаю их! Можете не выбирать себе, даже если бы у вас были деньги заплатить за них, — сказал насмешливо старик. — Я принес их сюда, чтобы присматривать за ними, слышите? Чтобы они не болтали!

_{— Я принес сюда часы, чтобы присматривать за ними, чтобы они не болтали.}

Кокердель похолодел, но промолчал.

— Быть может, — сказал одноглазый, взглянув на учителя, — вы сами что-нибудь смыслите в часах?

— Нет, ничего, — ответил Кокердель. — Я только думал, что жалко им всем пропадать даром.

— Держите свою жалость при себе, — заявил хозяин, сунув Кокерделю тарелку с едой. — Вот, напихивайтесь, что ли, и оставьте мои дела в покое.

Учитель принялся есть. Одноглазый старик пыхтел трубкой и смотрел в огонь, но Кокердель чувствовал, как иногда он исподтишка взглядывал на него. Наконец, учитель поднялся с облегчением. Атмосфера кухни давила его. Он бы с радостью покинул дом, но дождь все еще хлестал в окна.

— Однако, вы скоро, — сказал старик, вставая на ноги.

Дрожа от холода, Кокердель ответил:

— Я совершенно мокрый. Кажется, лучше лечь. — Он взял свое пальто.