Получив утвердительный ответ, он пропустил вперёд вдруг растерявшихся, сконфузившихся девушек, Славу и вошел сам.
— Делегация? — «Главный» приподнял красивые брови. — Пожалуйста, рассаживайтесь. Чем могу служить? — Он ослепительно улыбнулся. — Слушаю вас.
Последовало долгое и неловкое молчание, каждый просил глазами товарища начать разговор первым, и никто не решался.
— Ну? Прошу.
— Мы по делу Алимова, — сказал Слава, — мы считаем, что его неправильно уволили, так не бывает.
— А как бывает? Простите, вы кто?
— Владислав Вишневский, литсотрудник многотиражки.
— Представитель прессы. Очень приятно. А девушек с собой зачем привели?
— Это сотрудницы Алимова, они… возражают.
— Ах, возражают! Понятно.
— Знаете, какой он хороший! — жалобно сказала старшая лаборантка и заплакала.
— Не спорю, может быть. Вполне возможно. Но как руководитель важного участка работ он нас не удовлетворяет, ясно?
— Да почему же! — возмутился Сашка. — На всех совещаниях всегда хвалили, а теперь? Уволите Алимова — и я со стройки уйду, ищите другого, — сказал Сашка, уверенный, что этим заявлением он, как щитом, прикрывает Алимова, и теперь «главный» так просто с ним не разделается. — Минуты не задержусь, сейчас же напишу заявление.
— Он уже уволен, а вы… Что ж, не возражаю. Угроз не терплю. Пишите — подпишу не глядя. — «Главный» пододвинул Сашке блокнот, протянул авторучку.
— У меня своя есть. — Сашка гордо выпрямился, достал из нагрудного кармана авторучку, на минуту задумался в красивой позе — двадцать пар женских глаз неотрывно наблюдали за ним, Сашка помнил об этом, — и стал писать. Написав, вырвал листок из блокнота, протянул «главному». «Главный» наложил резолюцию.
— Можете передать заявление в отдел кадров.
Сашка тщательно сложил листок вчетверо, сказал «гуд бай», лукаво подмигнул девушкам:
— Сегодня даю банкет! — И вышел.
Девушки беспомощно оглянулись на Славу.
— Одну минутку, — сказал «главный». Позвонил. Вошла секретарша.
— Дайте мне приказ об увольнении Алимова… Это не положено, но, раз вы пришли, я ознакомлю вас с приказом.
«Главный» прочёл приказ вслух.
— Вот так. Ну, а теперь — работать, вы уже и так полдня потеряли. Пресса довольна? — Он насмешливо взглянул на Славу.
— Девочки, что делать будем? — спросил Слава, когда вышли на улицу.
— В «Комсомольскую правду» писать надо, — стараясь скрыть слёзы, воскликнула Люся.
— А что напишешь — уныло спросила старшая лаборантка. — Мы ведь не все знаем.
Слава пошёл в редакцию, но передумал и свернул к Станиславе Раймондовне.
В маленькой комнате Станиславы Раймондовны стояла узкая железная кровать, накрытая стареньким байковым одеялом. На одеяле лежала большая плюшевая обезьяна. В углу — кухонный шкафик, дальше — стол со стопкой книг; над столом — портрет Чехова, у окна в кадке — китайская роза с густой кроной зеленых блестящих листьев, раскидистая и ухоженная.
— Садитесь, Слава. Что стряслось?
— Хотел насчет Алимова посоветоваться.
— А что такое?
Слава рассказал, что произошло вчера и сегодня.
— Зря вы ходили к «главному». И Сашку жалко — мастер своего дела, уж я на своём веку навидалась, но таких, как он, по пальцам могу пересчитать. Тут жест на жест — узнаю Виктора Алексеевича. Редко, но бывает самодуром, здесь как раз такой случай. Алимова люблю, не подбил бы только его Сашка уехать со стройки. Знаете, Слава, пойдёмте к Алимову. С ним надо поговорить, пока он не принял никаких решений.
— Какой сюрприз! — сказал Алимов, пожимая руку Станиславе Раймондовне и взглянул на Славу уничтожающим взглядом. — Как дела, Станислава Раймондовна? Как ваши в Ленинграде поживают?
— Вот что, Сергей Алимович, давайте сразу перейдём к делу, ведь нас волнует сейчас другой вопрос.
Алимов, меняя доброжелательный тон на надменный, спросил:
— Что ещё?
— От меня зачем таиться, — просто сказала Станислава Раймондовна, — беда ведь стряслась. Когда Виктор Алексеевич упрётся, его ни одна общественная организация с места не сдвинет. Я… попробую с ним по-человечески поговорить, но за исход не ручаюсь. Упрям, упрям до чрезвычайности.
Алимов сидел тихий и задумчивый. «Ну совсем пацан», — подумал Слава.
— Если у меня ничего не получится, сдавай дела и — что делать! — подавай в суд. Суд восстановит, у тебя ведь до этого ни одного выговора не было, даже предупреждения. Тут Виктор Алексеевич просчитался.
— Это мне объяснили, это я знаю, — поёживаясь, сказал Алимов.
— А пока, чтобы не болтаться и не нервничать, иди в звено бетонщиков, вырубать свой блок.
— Я думал об этом. — Глаза Алимова загорелись добрым огнём.
— Значит, это и есть самое правильное решение.
— Но суд… Начинать свой послужной список с суда!
— Я понимаю. Но бывают такие обстоятельства, здесь ничего стыдного нет. Именно суд. Не бросать же из-за злого каприза человека любимое дело.
— Не знаю, Станислава Раймондовна, суд… это противно моей натуре.
— Вы, ещё мальчик, Сережа. Хороший мальчик.
— Старики, можно? — Вошёл Сашка.
«Сейчас разболтает, что ходили к «главному» будет уговаривать Алимова уехать. Хорошо, что Станислава Раймондовна здесь», — подумал Слава.